В действительности все было банально и примитивно до жути. За полтора столетия до того, как Арсенин нашел сундучок с золотом и драгоценностями, его находка была ни больше ни меньше, как годовым доходом восточного филиала торговой компании «Селус, Брайтон и сыновья». Головному предприятию понадобились наличные средства, и «Калисто», самая быстроходная шхуна компании, помчалась в Европу. Не пройдя и двух сотен миль, капитан кораблика пришел к мнению, что за те месяцы, пока он будет добираться до Европы, хозяева компании либо самостоятельно справятся с проблемами, либо разорятся вконец, в любом случае без сокровищ перебьются, тогда как ему они будут не лишними. Придя к такому выводу, капитан изменил курс, уйдя с европейской линии на юго-восточную, но распорядиться богатством не успел, так как возле берегов Сиама «Калисто» попала в шторм, и ураган выбросил несчастное суденышко на скалы. Во время кораблекрушения не уцелел никто.

Через сто пятьдесят лет после трагедии контрабандистская бригантина «Скво» зашла в безымянную бухту пополнить запас воды и наткнулась на обломки корабля, погибшего больше века назад. Когда Джерри Гудспид, капитан «Скво», нашел заветный сундучок, он даже хотел плюнуть на сделку, но слово дадено (как ни странно звучит, но среди джентльменов удачи тоже встречаются джентльмены), и «Скво» направилась к берегам Сиама, где капитану предстояло обменять груз винтовок на вьетнамские самоцветы. Неподалеку от мыса Камо, что в Южно-Китайском море, Фортуна отвернулась от Гудспида, и вместо знакомых по прежним встречам сампанов сиамских повстанцев его поджидала французская канонерка. В скоротечном неравном бою погиб почти весь экипаж, а немногим раненым, в том числе и капитану, удалось оторваться от преследователей только благодаря внезапно разыгравшемуся шторму. Непогода помогла контрабандистам благополучно избежать встречи с петлей на нок-рее, дав им возможность самостоятельно скончаться от ран. А двумя днями позже на беспризорную бригантину наткнулась «Натали».

Банальная и, в общем-то, ничем не примечательная история. И только отсутствие свидетелей придает сей загадке вид мрачной тайны.

– Вашбродь! – Вернувшийся с берега матрос, прервав размышления капитана, протянул Арсенину кипу пахнущих типографской краской листов: – Вы наказывали свежих газет с берегу привезьть, так вот оне…

– Ну-с, узнаем, чего в мире творится, пока мы по волнам скользим. – Всеслав пробежался глазами по набранным крупным шрифтом заголовкам статей и ошарашенно замер. – Однако война началась…

– Англичане все же напали на Трансвааль? – невозмутимо поинтересовался Кочетков, в отличие от собеседника ничуть не удивившись новости.

– Почти что так, – оцепенело пробормотал капитан. – Буры вломились в Капскую колонию и осадили Кимберли… Но зачем? Их же на обе республики чуть более трех сотен тысяч наберется… Бритты раздавят их и не заметят.

– Выхода у них не оставалось, вот зачем, – поморщился Кочетков. – Вы поговорку «Не загоняйте мышку в угол» слышали? Слышали. А вот британцы, похоже, нет. И теперь они получат та-а-акого льва, что мало им не покажется. По крайней мере, один старый волк очень постарается, чтобы не показалось. – Картограф, глядя вдоль планширя, словно поверх прицельной планки, замолчал, размышляя о чем-то своем.

– Вы бурам сочувствуете или англичан не любите? – любопытно прищурился Арсенин.

– Да нет, Всеслав Романович, – сбрасывая оцепенение, улыбнулся Кочетков, – ни то, ни другое. Можно даже сказать, что британский порядок мне симпатичней бурской рабовладельческой анархии. Вот только помимо личных пристрастий есть еще и державные интересы. Их я и буду блюсти.

Арсенин взглянул на визави и с удивлением констатировал, что сейчас напротив него стоит отнюдь не давно ему знакомый заштатный картограф, а совершенно другой человек: обычное вялое добродушие во взгляде сменилось стальным проблеском, да и сам прищур до боли напоминал взгляд волка, готовящегося к прыжку.

– Кто вы, Владимир Станиславович? В чем служба ваша заключается? Чьи интересы вами движут?

– Интересы – державные. Служба – картографическая. Я – тот, кто и был всегда. Кочетков Владимир Станиславович. Офицер Российской империи. Только и всего.

Понимая, что большего он не добьется, Арсенин нервно дернул щекой и, подыскивая подходящие для прощания слова, замолчал. Кочетков все так же невозмутимо попыхивал папиросой.

– Ладно! – жестко, словно обрубая все сомнения, махнул рукою Арсенин. – Насколько я вас знаю, кто бы вы ни были и чем бы ни занимались, бесчестными делами заниматься не станете. А значит, на борту «Одиссея» и в моем сердце вы всегда желанный гость. Жаль только вас одного среди неруси оставлять…

– Не кривя душою, скажу – тронут, весьма тронут. – Кочетков признательно взглянул в глаза Арсенину и протянул руку. – Только не один я, русский, по Африке брожу, есть здесь наши соотечественники, и в немалом количестве. Вот, к примеру, довелось мне пару лет назад в Центральной Африке обретаться, и там среди туземцев свел я знакомство с достойнейшим молодым человеком – Алексеем Пелевиным. Без лишней скромности скажу, мы с ним на пару во славу Отчизны таких дел наворотили, такие чудеса творили, что Леше впору памятник ставить. Правда, он, душа неугомонная, с британцами не ладит и в их землях старается не показываться. Но человек предполагает, а судьба, как говорится… Так что если вы в странствиях своих Пелевина встретите – можете на него всецело полагаться. Как на меня. И если у него в чем нужда случится, не откажите в любезности – помогите, а уж я в долгу не останусь. А за сим – разрешите попрощаться.

Кочетков пожал Арсенину руку, надел фуражку, четким движением козырнул и, позвав за собой носильщика, двинулся к пирсу. Через несколько минут какая-то пролетка увезла геодезиста в неизвестность, а капитан вернулся к будничной суете. И ни один из них даже не подозревал, что судьба уготовила им встречу гораздо раньше, чем они предполагали. Что ни говори, а поговорки не врут и не ошибаются.

А тем временем Британия, стремясь оправдать свое горделивое прозвище «Империя, над которой никогда не заходит солнце», день за днем расширяла свои границы, идя через страны, жизни и судьбы, как броненосец через стайку утлых лодчонок.

Вступление в 1899 год Великобритания ознаменовала установлением протектората над Кувейтом. Прошло чуть более трех месяцев, и русско-английский договор о разграничении сфер влияния в Китае раздвинул пределы империи на Восток. Месяц май собрал европейские страны на конференцию по ограничению вооружения, и мир затих в ожидании чуда, чтобы взорваться аплодисментами в июле, после окончания мирной конференции в Гааге. Еще бы! Почти все ведущие страны подписали договор о мирном разрешении международных споров, приняли законы ведения сухопутной войны и применении Женевской конвенции 1864 года к морской войне. Мир! Чего же вам еще нужно, люди?!

А нужно, как оказалось, много и еще чуть-чуть. Артериальной кровью любой империи всегда были, есть и будут деньги. А в Трансваале нашли золото, много золота. Там, правда, живут какие-то буры, ну и что с того? Империя несет прогресс с решимостью железнодорожного локомотива, и глупо стоять у нее на пути. Тем паче, что за спиной у буров нет никого и ничего, кроме ферм. Их вроде бы поддерживает Германия, но втихомолку, и расчехлять штыки ради буров она не будет, да и никто в мире не вступится за них реальной силой оружия. А коли так, то пишем на знаменах лозунги покрасивей, и вперед, на войну! А там уж кто кого…