в атмосфере зала были едва уловимыми. Только когда волоски у неё на руках встали дыбом, в животе что-то ухнуло, а сердце забилось как сумасшедшее, до неё дошло: то, на что они надеялись, началось. То, что Баррабас де Баррабас открыл несколько столетий назад, то, перед чем он испытывал столь панический страх, – всё это вновь заворочалось, пробуждаясь к новой жизни, чем бы это ни было.

Цыганка ошибалась, предполагая, что, однажды увидев, как Седжвик обращается с Книгой бутылочной почты, Мерси могла бы помочь ей повторить то же самое. Никаких сложных ритуалов, заклинаний или архаических символов, которые можно выучить наизусть и воспроизвести в следующий раз, – ничего этого здесь не было. Был только комиссар лондонской полиции и две книги: полный текст Баррабаса де Баррабаса и роман Чарльза Диккенса, раскрытый посреди запертой клетки. Результат безмолвного чтения Седжвика, пожалуй, больше всего напоминал химическую реакцию между двумя веществами, в результате которой на свет появлялось нечто третье. Поистине то, что разворачивалось перед глазами Мерси, являлось высшим воплощением библиомантики; в то же время в этом угадывалось что-то от алхимии. В незапамятные времена Баррабас де Баррабас скрестил эти две дисциплины, и впервые за всё время Мерси прониклась непоколебимой уверенностью в том, что эксперимент увенчается успехом. Уверенность эта пронизывала каждую клеточку её тела, витала в воздухе, окружавшем её. Из открытой «Тайны Эдвина Друда», лежащей посреди клетки, брызнули фиолетовые искры; одновременно рой светящихся букв взлетел со страниц Книги бутылочной почты и, словно влекомый ветром, перенёсся к прутьям клетки.

Отлепившись от витрины, на которую он опирался, Шарпин с открытым ртом шагнул вперёд, к клетке. Мерси осознала, что по-прежнему прижимает к груди ядовитую книгу: сейчас она не могла и думать о том, чтобы подсунуть её Седжвику. Не сейчас, когда на её глазах происходило чудо, предсказанное комиссаром.

Огоньки, исходившие из обеих книг, завертелись друг вокруг друга, словно насекомые в брачном полёте, оставляя в воздухе светящиеся полосы. По щеке Мерси скатилась слеза: она улыбнулась, заметив её. Внезапно один из огоньков вспыхнул ярче, затмевая остальные, раздался шорох, перешедший в рёв… «Возможно, всё это мне только кажется, – подумала Мерси, – возможно, это моё подсознание подкидывает мне яркие картинки, чтобы проиллюстрировать непостижимое».

Сияние теперь стало столь ярким, что Шарпин прикрыл руками лицо. Мерси закрыла глаза и вытянула руку, инстинктивно пытаясь нащупать что-то, за что можно ухватиться, чтобы не позволить бушующей библиомантике затянуть себя в книгу: эта опасность вдруг показалась ей как нельзя более реальной. Пальцы девушки нащупали мантию Седжвика: до этого мантия казалась ей смешной и напыщенной, теперь же её первосвященническая роскошь виделась абсолютно уместной. Впервые в жизни Мерси поняла, что и она тоже библиомантка, библиомантка до мозга костей. Остатки неприятия того, что с рождения являлось её неотъемлемой частью, наконец исчезли, она осознала, что принадлежит к этому волшебному миру, и замерла, очарованная необъятностью открывшихся перед ней возможностей.

Всё ещё стоя с закрытыми глазами, девушка почувствовала, как ладонь Седжвика ободряюще легла на её руку. Много месяцев назад они заключили пакт и теперь скрепили его рукопожатием. Ощущение того, что здесь и сейчас она находится там, где должна, перевесило сомнения. Затем яркий свет погас, Мерси снова открыла глаза, и Седжвик выпустил её руку.

В клетке лежал человек.

Брешь, проделанная в ткани бытия, была более не видна, но Мерси остро ощущала её. Ей казалось, что где-то там, у неё за спиной, открыта дверь, через которую веет книжным ароматом. Её охватила уверенность в том, что помимо реальности Клойстерхэма в мире существует и другая реальность. То же чувство Мерси испытывала в детстве, зачитываясь любимыми книгами. Тогда окружавшая её реальность бледнела, уступая место книжным приключениям, в которые девочка погружалась с головой, а выдуманный мир казался таким чётким, что граница между ним и действительностью стиралась.

Человек, возникший в клетке, лежал на животе, отвернувшись от них. Его спутанные тёмные волосы доходили до плеч. На нём был сюртук, тесные брюки и ботинки со стоптанными подошвами. Из-под его одежды, словно из пламени костра, всё ещё вылетали отдельные фиолетовые искры, восходившие затем к потолку, где они вспыхивали в последний раз и исчезали.

Шарпин бросился к клетке, схватился за её прутья и уставился внутрь.

Седжвику пришлось опереться о конторку обеими руками: казалось, он совершенно обессилел.

– Он жив?

– Дышит, – подтвердил Шарпин.

В голове у Мерси мелькнула мысль, что она могла бы использовать слабость Седжвика, чтобы подсунуть ему ядовитую книгу, но она поспешно выкинула её из головы. Должен был существовать какой-то другой способ освободить Темпест.

– Пойдёмте, – произнёс Седжвик, обращаясь к ней, и подал ей руку.

Секунду поколебавшись, девушка приняла её и позволила ему вести себя к клетке, словно невесту к алтарю. Ядовитую книгу она зажала в другой руке. Больше всего на свете ей хотелось отбросить её прочь, но в настоящий момент это бы вызвало ненужные подозрения: ведь и Шарпин, и Седжвик полагали, что это её сердечная книга.

При их приближении Шарпин отступил на шаг от клетки. Внимательно наблюдая за пленником, он в то же время недоверчиво посматривал в сторону Мерси. Ничего хорошего он от неё не ждал – и, говоря по совести, Мерси не могла его в этом упрекнуть.

– Мне войти внутрь? – спросил Шарпин.

– Подождите. – Седжвик пошатнулся. Вцепившись в его руку и на секунду приняв на себя вес комиссара, Мерси помогла ему удержаться на ногах. Обретя наконец равновесие, Седжвик благодарно кивнул ей и снова направился к клетке. Сначала девушка предположила, что он не торопится, потому что желает насладиться своим триумфом в полной мере, однако, вероятно, Седжвика настолько истощила церемония, что он не мог идти быстрее. На самом деле это она его вела, а не он её.

Добравшись наконец до клетки, комиссар с видимым облегчением схватился рукой за её прутья рядом с решётчатой дверью. Шарпин тоже, по-видимому, заметил плачевное состояние своего хозяина и с озабоченной миной поспешил к нему.

– Мистер Джаспер? – окликнул Седжвик. – Джон Джаспер?

Человек, лежавший на полу клетки, не шелохнулся.

Медленно, хватаясь за прутья клетки, Седжвик обогнул её.

– Вы слишком слабы, – предостерегла его Мерси. – Не торопитесь. Он никуда от вас не убежит.

– Я хочу увидеть его лицо.

– Вы хотите знать, таков ли он, каким вы его себе представляли?

Комиссар кивнул:

– Да. Зависит ли облик книжного персонажа от того, кто вызывает его? Выглядел ли бы он иначе, если бы церемонию проводили вы или другой читатель, знающий книгу так же хорошо, как я?

Мерси понимала его любопытство, однако,