Она нахмурилась, но тут же просияла:

— Прядь ваших волос.

Абигайль бросилась к буфету и взяла из чаши с фруктами крохотные ножницы для винограда. Джонас стоически перенес потерю пряди своих черных волос, но потом взял у Абигайль ножницы и отрезал у нее золотистый локон. Он сплел обе пряди вместе, вложил в медальон и закрыл.

— Вот… символ и обещание нашей долгой совместной жизни, — прошептал он, поворачивая ее к себе спиной и застегивая цепочку.

Абигайль встала на носочки, чтобы посмотреться в зеркало над каминной доской, и оглядела себя сияющими глазами.

— О, как восхитительно, Джонас! Просто идеально!

— Сделан ювелиром в Хай-Холборне, — сообщил он с ноткой гордости. — Мне сказали, что он известен во всем городе.

— Откуда вы о нем узнали? — улыбнулась она ему в зеркале.

— Кто-то рассказал, — уклончиво ответил он, беззаботно взмахнув рукой. — Тот, кто разбирается в таких вещах.

— Интересно, кто бы это мог быть… — Но, к его облегчению, Абигайль не стала дальше расспрашивать.

Он не хотел говорить, что это Себастьян дал ему адрес ювелира, хотя с усмешкой добавил, что самому ему не по карману изделия этого мастера. Джонас чувствовал, что было бы неприлично и даже вульгарно обсуждать подобные темы с любимой.

— Нам следует вернуться к маме и папе, — сказала она, нежно трогая медальон в ложбинке на шее. — Прежде чем мама пришлет за нами Моррисона.

— Да… да, конечно.

Он не хотел бы снова восстановить против себя мать невесты, и поэтому поспешил к двери, широко открыл ее и поклонился, когда Абигайль проходила мимо с легким реверансом и лукавой улыбкой, нарушившей всякую чинную благопристойность.

Уильям тем временем метался по комнате. Ему хотелось удалиться в библиотеку с бокалом бренди и трубкой, прежде чем лечь спать пораньше, но он не мог оставить гостя. Марианна тоже выказывала все признаки нетерпения, тем более что влюбленные отсутствовали слишком долго. Он облегченно вздохнул, когда дверь наконец открылась и молодые люди вернулись. Один взгляд на их лица сказал все, что им нужно было знать.

— Значит, все решено… все улажено, — объявил Уильям, выступив навстречу с протянутыми руками. — Добро пожаловать в семью, мальчик.

Изящная ладонь Джонаса утонула в его гигантских лапах.

— Постарайся сделать мою девочку счастливой.

— О, я ничего для этого не пожалею, сэр, даю слово.

Джонас понимал, что все время как-то глупо улыбается, но смело повернулся к Марианне, которая тоже улыбалась, но куда более сдержанно.

— Мэм, я буду любить и лелеять Абигайль, — серьезно пообещал он.

— Надеюсь, — обронила Марианна и взглянула на дочь. Ее острые глаза ничего не упустили.

— Что у тебя на шее, дитя мое?

— Медальон, мама. Подарок Джонаса… мистера Веджвуда. Правда, красиво?

Она нагнулась, давая матери рассмотреть безделушку.

Та одобрительно кивнула.

— Очень красиво, и, главное, кстати.

— Мы сплели пряди наших волос, — призналась Абигайль, немного краснея. — Я буду носить медальон не снимая.

Марианна немного растерялась, но поняла, что нужно быть снисходительнее к молодым влюбленным.

— Что же, все это хорошо, дитя мое, но после таких волнений тебе нужно лечь пораньше. Пожелай мистеру Веджвуду доброй ночи. Мистер Веджвуд, вы можете навестить нас завтра утром. Полагаю, вам с мистером Саттоном нужно многое обсудить, а потом с полчаса посидите с Абигайль.

Абигайль разочарованно надула губки.

— Но, мама, мне совсем не хочется спать. Еще рано — только начало десятого.

Марианна решительно воткнула иглу в вышивание и отложила пяльцы.

Абигайль умоляюще взглянула на отца, и тот рассмеялся:

— Миссис Саттон, дайте дочери пожелать жениху доброй ночи. Что плохого, если они перемолвятся словцом?

Он подмигнул жене.

— Я помню, как мы во время помолвки часто прощались с глазу на глаз, так, миссис Саттон?

Марианна послала ему осуждающий взгляд, но все-таки не смогла скрыть нежной улыбки.

— Можешь проводить его до двери, кошечка, — хмыкнул Уильям. — Уверен, что твоя мама не будет возражать.

Если Марианна и возражала, то не собиралась высказывать это вслух. Уильям — хозяин в доме. С этим надо считаться.

— Только до двери, — согласилась она.

— О, спасибо, мама. Ты лучшая мать на свете. — Абигайль обняла мать и поцеловала в щеку. — И я обещаю быть очень благоразумной.

— Посчитай я, что тебе угрожает хоть малейшая опасность, дитя мое, ты не дошла бы дальше двери гостиной, несмотря на помолвку, — объявила Марианна на удивление мягко.

Джонас раскланялся и пообещал приехать завтра ровно в девять, чтобы обсудить брачный контракт с мистером Саттоном, после чего последовал за Абигайль вниз.

— Как бы я хотела, чтобы ты не уходил, — с улыбкой пожаловалась она, спрыгнув с последних двух ступенек.

— Но приходится, дорогая. Ведь мы еще не обвенчаны.

Он улыбнулся, и ему показалось, что теперь улыбка никогда не покинет его лица.

— Подожди совсем немного. Как только мы обвенчаемся… — Она прищурилась, почти испугав его неожиданно манящим взглядом. — Когда мы поженимся, никогда не станем разлучаться, — заявила она, потянувшись к его руке.

Моррисон, благосклонно наблюдавший за ними из глубины передней, направился к двери одновременно с парочкой. Старый слуга отодвинул засов и открыл дверь, впустив свежий, прохладный воздух поздней осени.

— Доброй ночи, сэр.

Джонас вышел на верхнюю ступеньку.

— Доброй ночи, Моррисон.

Абигайль поспешно метнулась за ним.

— Закройте дверь, Моррисон, хотя бы на минуту. Слишком холодно на улице.

Дворецкий вскинул брови, но сказал:

— Одна минута, мисс Абигайль. Не больше. Иначе простудитесь.

С этим наставлением он ушел в переднюю.

Абигайль хмыкнула и, приподнявшись на цыпочки, обняла Джонаса.

— Доброй ночи… До чего не хочется повторять эту фразу.

Джонас сжал ее талию, слегка приподнял, прижал к себе и нагнул голову, чтобы поцеловать в губы. Прошла целая минута, прежде чем ее ноги снова коснулись ступеньки, а Джонас неохотно отстранился, но сжал ее лицо ладонями, глядя в широко раскрытые голубые глаза. И даже растерялся, увидев в них настоящий голод, весьма напоминающий страсть. Сам он был неопытен в любви, но жажда, отразившаяся в глазах Абигайль, не уступала его собственной, которая теперь бурлила в чреслах, зажигая огонь в крови.