— Но они все еще остаются в силе.

Когда Фанни ушла, я заставила себя немного поесть, ибо не хотела никому показывать, как я расстроена. Как часы могли остановиться? Первой обязанностью Дауни было следить за тем, чтобы с ними этого не случилось. Их вовремя смазывали, чистили, за ними следили — только чтобы быть совершенно уверенными, что они не сломаются.

Как ни глупо казалось потворствовать суевериям, но мы жили в Корнуолле, и Менфреи были корнуолльцами.

Наверное, новость уже передается из уст в уста. Часы остановились! Одному из Менфреев грозит опасность.

Теперь все соседи станут следить за нами: они уже видят, как вокруг нас бродит смерть. Готовится нечто ужасное. У нас на острове поселился призрак; а теперь еще часы остановились. Разумеется, люди сочтут это дурными знаками.

Когда за тобой наблюдают с затаенным ожиданием, это действует на нервы. Если я или Бевил выезжали верхом во двор, все конюхи выбегали из конюшни, чтобы убедиться, что мы и вправду вернулись целы и невредимы. Они явно ждали, что нас принесут домой на носилках. Кроме того, меня не оставляло странное чувство, что роль жертвы отводилась именно мне. От этого становилось не по себе. Что, если они знают что-то, о чем я только догадываюсь? Говорят, когда мужчина предпочитает своей жене другую женщину, об этом обычно знают все, кроме его жены, до которой новость доходит в последнюю очередь.

Хорошо смеяться над суевериями, но в глубине души большинство людей к ним весьма склонны. Я тревожилась все больше. Мне вспомнились те два случая с ячменным отваром, о которых знали только мы с Фанни. Но может быть, не только мы? Был еще тот, кто пытался нас отравить? Но ведь это — нелепость. Глупые бредни Фанни! Она заразила меня своими страхами. Но только ли в этом дело? Я не могла сказать наверняка.

От Фанни толку не было никакого. Она упорно следила за мной, и, если я являлась домой позже, чем предполагалось, я находила ее в страшной тревоге. Один раз я слышала, как она молилась… Билли. Теперь она всякий раз обращалась к Билли.

Порой мне хотелось выбраться из дому, и я отправлялась по тропе, ведущей в Менфрейстоу. Отойдя немного, я садилась и, глядя на море, думала о прошлом — обо мне и Бевиле; как он нашел меня на острове, когда я сбежала из дома; как я встретила его на балу леди Меллингфорт. Но чаще всего мне вспоминался тот день, когда Бевил пришел в дом тети Клариссы повидать меня, а я задержалась, чтобы сменить платье. Это было еще до смерти Дженни, до того как я унаследовала огромное состояние. Если бы он тогда сделал мне предложение! Мне так хотелось верить, что именно это он и намеревался сказать мне.

Подозрения пропитывали все мои мысли, все воспоминания о прошлом.

Однажды, когда я сидела так на деревянной скамье, которую поставили здесь на утесе для усталых путников, на тропинке появился А'Ли.

Он поприветствовал меня, и я заметила, что его подбородок непроизвольно дрогнул, выдав его изумление.

— Я не я, если передо мной не миссис Менфрей!

— Как поживаете, А'Ли? — спросила я.

— О, мы в «Вороньих башнях» готовимся к бою, миссис Менфрей.

Готовятся к бою! Старый дворецкий напомнил мне о соперничестве, которое возникло между нами, и о том, на чьей он стороне.

— Не будете возражать, если я немного передохну здесь, миссис Менфрей? — спросил он. — Много времени прошло с тех пор, как мы болтали с вами в последний раз. А ведь когда-то мы были друзьями.

— Почему же нам не оставаться ими и теперь? — спросила я.

Его подбородок дрогнул.

— Теперь вы одна из них, а я на другой стороне, словно…

— Но мистер Хэрри и мой муж — добрые приятели, — заметила я.

Подбородок задрожал сильнее. Дворецкий поспешил перевести разговор на другую тему и кивнул в сторону поднимавшегося из моря острова:

— Говорят, на острове бродят души людей, которые приняли там жестокую смерть.

— Нескольких людей?

— Я слыхал, что раньше это было обычное дело: человек отправлялся на остров, и больше о нем ничего не слышали — если только его тело не прибивало волной к берегу.

— Как такое могло быть?

— Говорят, этот дом использовали в качестве перевалочного пункта контрабандисты, и ни одного из таможенников, которые отправлялись в Малую Менфрею искать контрабанду, больше в живых не видели.

— Это — одна из ваших корнуолльских легенд?

— Похоже что нет. Хотя их у нас множество. А теперь еще эти часы остановились. Мне это не нравится, миссис Менфрей.

— Ну, как видите, мы пока все живы.

— Не смейтесь. Нельзя смеяться над такими вещами. Эти часы не останавливались много лет. Менфреи, говорят, очень о них заботились. И на памяти живущих они никогда не останавливались. У нас достаточно рассказывают всяких историй. Не выходите из дому в плохую погоду, мисс Хэрриет. — Он назвал меня прежним именем, и я почувствовала, что его отношение ко мне не изменилось. Я снова стала для него ребенком, которого он всегда жалел, а не лазутчиком из вражеского лагеря. — Я помню, как мой дед рассказывал мне о Менфреях. Был такой случай. Джентльмен, который гостил здесь, поехал кататься на лодке вместе с сэром Бевилом, а этот благородный джентльмен не умел плавать. Ну а сэр Бевил, как и все Менфреи, был превосходным пловцом. Я видел несколько раз молодого сэра Бевила… нашего сэра Бевила, моя дорогая… который плавает словно рыба.

— Да, и что же случилось с тем, другим Бевилом?

— Он вывез благородного джентльмена на веслах в море, а лодка возьми и перевернись. Благородный джентльмен утонул, а сэр Бевил доплыл до берега.

— И он не пытался спасти друга?

— Море штормило, и ничего нельзя было сделать… так он сказал. Хотя, по его словам, он пытался. Но это была ложь. Прошли годы, и он стал очень набожным. Обхохотаться можно. Он ловил мальчишек и девчонок, которые, что называется, любезничали, и наказывал. Мальчишек пороли, а девушек выставляли на позор в церкви. Так его разбирало на почве благочестия, хотя некоторые из этих детишек могли быть его плоть и кровь, потому что он отличался обычной для Менфреев любвеобильностью — в грешные дни молодости. Ну, в общем, когда пришел его смертный час, и он сам об этом знал, он перепугался, что все его праведные дела в старости не смогут искупить главного греха, и на смертном одре исповедался. Он проиграл тому благородному джентльмену все свои владения, включая и саму Менфрею. Кроме того, он вожделел очаровательную жену благородного джентльмена. Поэтому он решил, что единственный выход — убрать благородного джентльмена с дороги. Он проделал в лодке дыру и забил ее чем-то…он уже не входил в детали, потому что дышать ему становилось все труднее и времени у него оставалось совсем немного…и он вывез джентльмена в море, а лодка начала заполняться водой. Благородный джентльмен ударился в панику, лодка перевернулась. Сэру Бевилу оставалось только доплыть до земли и надеяться, что джентльмена спасти уже не удастся. И правда, не удалось — и это сочли несчастным случаем… вот и все.