Он размышлял о том, что зло этого мира есть искажение добра, профанированное благо. А этика — знание о том, как человек может избежать этой профанации. Его точкой отсчета была Нагорная проповедь, но послушай, как он перевел Шестьдесят шестой сонет Шекспира:
Пора кончать, мне этот свет постыл,
Здесь милостыню нищим не дают,
Здесь правят полчища немытых рыл
И ложь над верой чистой правит суд.
Здесь мудрецы казенные тупы,
Здесь попрано достоинство наград,
Здесь разум на посылках у толпы,
А добродетели ведут здесь в ад.
Здесь правда простоватостью слывет,
А доброта здесь верно служит злу.
Здесь красотою славится урод,
А знание ведет людей во мглу.
Давно б покончил с этим миром счет —
Страх за тебя уйти мне не дает.
Прочти «Этику», не пожалеешь
Майвальд
Привет! Мы снова в борозде, а кризис… Так ведь он везде.
В доказательство этого мало (или весьма?) утешительного соображения привожу переводы из книжки стихов Петера Майванда «Признаки жизни» (Peter Maiwald. Lebenszeichen. Frankfurt an Main: S. Fischer, 1997, 91 c.). Живет в благополучной Германии, в красивом и богатом городе Дюссельдорфе, умен, образован, печатается, пользуется успехом (да таким, что издательство «Фишер» помещает рекламу его сборника на титульном листе своего каталога за 1997 год, а это, сам понимаешь, очень даже лестно-престижно-почетно и с современными поэтами случается редко), и что? Тоже обретается в перманентном кризисе, что является неотъемлемым атрибутом поэтического дарования. Так что вот тебе несколько стихотворений, выбранных наугад. Если редакция «Экрана и сцены» соблаговолит разделить мои пристрастия, то напечатает в одном из ближайших номеров подборку из Петера Майвальда, чему я буду очень рада, так как шансы выпустить переводы отдельной книжкой, увы, невелики.
Карлотта
Скажи, Карлотта, что за ерунда?
Откуда третья щетка в нашей ванной?
Ты все хандришь, и тон какой-то странный.
Часы на тумбочке. Не видел никогда.
В шкафу рубашка. Это не моя.
Я — пожилой? Ну, знаешь, это слишком.
Да, у меня на лестнице одышка,
Но я еще — ого! Да если надо, я…
Шептать по телефону ни к чему.
Вчера пришло письмо. Сегодня снова.
О Господи, да что в нем есть такого?
Карлотта, что ты злишься? Не пойму.
За что, Карлотта? Ну скажи на милость!
Ах да, мой чемодан. И дверь закрылась.
Автопортрет
Я врубаюсь.
Улыбаюсь.
Изменяюсь.
Извиваюсь.
Достаю себя.
Сержусь.
Гордо в зеркало
Гляжусь.
Тени
Жизнь так горька. Но кто же горько плачет?
Уйди из сердца, там ведь денег нету.
И не растопит никакое лето
Вчерашний снег. Лишь холод что-то значит.
Тепло на небе дыры прожигает
И ангелов, и Бога самого.
И в мире не осталось ничего,
Что на кресте Распятого спасает.
Мир все бежит, как белка в колесе,
А страх в подвальной песне свищет сдуру,
И каждый за свою трепещет шкуру.
Картинки из машин — вот кто мы все.
И только в старой песне слышно пенье.
Людей своих отбрасывают тени.
На аллее Обербилькер
Там снег как выпадет, так и лежит,
и кто-то где-то долбит на рояле.
У Зайберта за полночь загуляли,
и Элли, закемарив, чуть храпит,
и Руди вновь идет в последний бой,
и Рихард знает, как найти решенье,
и Рита ищет в пиве утешенья,
и Фрид кричит, что Пауль был герой,
и Хеннес Поллак запустил рулетку —
на этот раз судьба не подведет.
Он им покажет, он свое возьмет,
Но снова автомат сожрал монетку.
И Поллак говорит: «Ах, твою мать! Ах, мать твою!»
И валит снег опять.
Ликвидаторы
Один лишь росчерк — и цветущий город
Заложен, предан, продан с молотка.
Смертелен яд бульварного листка.
Чернильный штрих петлей сжимает горло.
Один лишь росчерк, и страна пылает.
Рука, что пишет, ловко пули льет.
Гусиное перо войну ведет.
Лишь подпись — и вдруг кто-то исчезает.
А вечером они с женой сидят,
Своих детей к порядку приучают,
Своих цыплят по осени считают,
Вином изжогу гасят от цыплят.
С утра пораньше снова сводят счеты,
А по ночам тошнит их от чего-то.
Лысый черт
Приходит ночью лысый черт
спросить меня, в чем дело?
Какое дело, обормот?
Дела — их куча целая.
Могу в душе я поискать,
В шкафу и в черепушке,
Да только эти, твою мать!
Не стоят ни полушки.
Когда приходит лысый черт,
Я сам себе не рад,
Меня тошнит, знобит, трясет,
И вру я невпопад.
Такой день
В тот день Гансвурст сам сплел себе веревку.
Пьеро, весь белый, сиганул вниз с крыши.
Гвоздем проткнул сердечко Рыжий.
И Касперль в кружке утопился ловко.
В тот день Паяц сам застрелил себя.
И Джокер газом отравился лихо.
Петрушка сдох, не поминайте лихом.
И Шут под колесом воскликнул: чтоб тебя!
И Август в бардаке себя загнал.
И Уленшпигель зеркало раскокал.
И Арлекин на шею камень взгрохал.
И Плут себя Мерзавцу проиграл.
Так старый добрый смех отдал концы.
С тех пор смеются деньги-подлецы.
Будь здоров. Пиши мне и вообще пиши.
Три цитаты из Альтерматта
Здравствуй, сосед, давно не писала, нету запала, времени мало, делала книжку, детишек учила и, что есть силы, переводила.
Перевела с польского пьесу Ежи Лукаша «Томас Манн». Перевести-то перевела, но закавыка в том, что она мне совсем не нравится, попробую опубликовать, тебе тоже не понравится, она любопытна как пример постмодерной продукции нынешнего поколения интеллектуалов, завистливо-ревнивого к таланту и вдохновению стариков.
