— Довольно слабая версия.

— Да уж, — согласился Мартел. — Увидимся на месте.

Когда я приехал, машина Мартела уже стояла перед главным входом в приют «Санта-Марта». И он с доктором Райли ждали меня в приемной, возле стойки дежурной сестры.

Доктор Райли был мужчиной средних лет, с хорошими зубами, в отлично скроенном костюме и со слащавыми манерами служащего похоронной конторы. Его рука, когда я пожал ее, показалась мне влажной и мягкой. Пришлось подавить желание вытереть ладонь о джинсы после того, как он отпустил мою руку. Да уж, нетрудно понять, почему Эмили Уоттс попыталась подстрелить его.

Он рассказал нам, как сильно сожалеет обо всем, что случилось, и посоветовал обратить внимание на новые меры безопасности, были введены после трагических событий. Как выяснилось, они заключались лишь в тщательном запирании дверей и в том, чтобы прятать все, чем можно было бы оглушить охранников. Обменявшись с Мартелом несколькими «безусловно» и «непременно», он разрешил мне переговорить с миссис Шнайдер, женщиной, которая занимала комнату по-соседству с той, где жила покойная Эмили Уоттс. Мартел предпочел подождать в вестибюле: вдруг пожилая леди перепугается, когда к ней нагрянет целая команда. Он уселся, носком ботинка пододвинул к себе стоявший напротив стул, положил на него ноги и, кажется, уснул.

Миссис Эрика Шнайдер, немецкая еврейка, бежала с мужем в Америку в 1938 году. Он был ювелиром и привез с собой достаточно драгоценных камней, чтобы основать свое дело в Бангоре. По ее рассказу, они прекрасно жили, пока муж не умер и не всплыли долги, которые он скрывал от нее в течение почти пяти лет. Она была вынуждена продать свой дом и большую часть имущества, а потом от потрясения заболела. Дети поместили старушку в дом престарелых и уверили, что будут навещать ее, невзирая на расстояние. Однако, по ее словам, никто ни разу так и не потрудился сюда приехать. Большую часть времени Эрика смотрела телевизор или читала. Когда было достаточно тепло, гуляла в саду.

Я сидел возле миссис Шнайдер в ее маленькой опрятной комнате с тщательно застеленной кроватью и единственным шкафом, заполненным старыми темными платьями. На туалетном столике лежал небольшой набор косметики, которую старушка тщательно накладывала на лицо каждое утро. Вдруг она повернулась ко мне и сказала:

— Надеюсь, я скоро умру. Мне хочется покинуть это место.

Я ничего не ответил — что ж тут скажешь? — и перевел разговор на другую тему:

— Миссис Шнайдер, все сказанное сегодня останется между нами. Но мне нужно кое-что узнать: вы звонили в Портленд человеку по имени Виллефорд и говорили с ним об Эмили Уоттс?

Она молчала. На мгновение мне показалось, что пожилая леди вот-вот заплачет, потому что она отвернулась и быстро-быстро заморгала. Я снова заговорил:

— Миссис Шнайдер, мне действительно крайне необходима ваша помощь. Убиты несколько человек, и, возможно, это каким-то образом связано с мисс Эмили. Если есть хоть что-то, что вы могли бы мне сообщить, хоть что-то, что могло бы мне помочь довести это дело до конца, я был бы очень благодарен вам, в самом деле.

Вздрогнув, она схватилась за пояс своего платья, скрутила его в руках.

— Да, — наконец ответила она. — Я думаю, это могло бы помочь... — Она туже затянула пояс, и в голосе ее прорезался такой страх, словно пояс затягивался на ее шее, а не накручивался на руку. — Эмили так горевала!

— Почему, миссис Шнайдер? Почему она горевала?

Руки все еще теребили пояс, когда она ответила:

— Однажды ночью, примерно год назад, я услышала, что она плачет. Я зашла утешить ее, и тогда она разговорилась со мной. Эмили сказала, что у ее ребенка, мальчика, день рождения, но он не с ней, потому что она не смогла оставить при себе ребенка — боялась.

— Чего боялась, миссис Шнайдер?

— Боялась человека, который был отцом ребенка...

Она сделала глотательное движение, словно комок застрял у нее в горле, и посмотрела в окно, а затем тихо прошептала, скорее самой себе, чем мне:

— Кому это может повредить, если сейчас об этом кто-то узнает? — Она повернулась лицом ко мне. — Эмили рассказала мне, что, когда она была молодой, ее отец... Ее отец был очень плохим человеком, мистер Паркер. Он бил ее и принуждал делать такие вещи... Ну, вы понимаете? Даже когда она выросла, он не давал ей уйти от него, потому что хотел, чтобы она была рядом.

Я лишь молча кивнул, потому что слова сыпались из нее, как крысы из мешка.

— Потом в их городок приехал другой человек, и этот человек полюбил ее и уложил в свою постель. Она не рассказывала ему о сексе с отцом, но, в конце концов, рассказала о побоях. И этот человек разыскал ее отца в баре и избил его. Сказал ему, чтобы тот больше никогда не прикасался к дочери, — старушка, как бы подчеркивая каждое слово, помахивала пальцем и произносила слова по слогам для большей выразительности. — Он сказал ее отцу, что, если что-нибудь случится с его дочерью, он убьет его. Из-за этого мисс Эмили влюбилась в этого человека.

И что-то с ним было не так, мистер Паркер. Вот здесь... — миссис Шнайдер дотронулась до своей головы. — И здесь... — ее палец двинулся туда, где у нее располагалось сердце. — Она не знала, ни где он жил, ни откуда явился. Он находил Эмили, когда хотел ее. Пропадал на несколько дней, иногда даже на недели. От него всегда несло лесом и кровью. И однажды, когда он пришел, на одежде и под ногтями у него была кровь. Он сказал Эмили, что его грузовик сбил оленя. В другой раз он сказал ей, что охотился. Он дважды по одному и тому же поводу сослался на разные причины, и она почувствовала страх.

Это было в то время, когда начали пропадать девушки, мистер Паркер: пропали уже две девушки. А однажды, когда Эмили была с ним, она почувствовала запах — запах другой женщины. И его шею кто-то поцарапал, разодрал, будто ногтями. Они поругались, и он сказал ей, что она все выдумывает, что он поранился о сук.

Но Эмили знала, что это он. Догадалась, что это он похищает девушек, но не могла понять, почему. К тому же она была от него беременна, и он это знал. Эмили панически боялась сказать ему об этом, но когда он все-таки узнал, то был очень рад. Он хотел сына, мистер Паркер. Так ей и сказал: «Я хочу сына».

Но Эмили не могла доверить ребенка такому страшному человеку, она мне говорила это. Ей становилось все страшнее и страшнее. А он хотел ребенка, мистер Паркер, он так ужасно его хотел. Все время, все время он расспрашивал ее об этом, предостерегал против всего, что могло бы повредить малышу. Но любви в нем не было. А если и была, то странная любовь, дурная любовь. Эмили знала: он, если сможет, заберет ребенка, и она никогда его больше не увидит. Она понимала, что он плохой человек, даже хуже ее отца.

Однажды ночью, когда Эмили находилась с мужем в его грузовике, у дома отца, она сообщила ему, что у нее начались боли. А зайдя в уборную на дворе, обнаружила окровавленную газету, а в газете... — слова давались миссис Шнайдер с трудом. — ...внутренности, кровь, куски плоти. Снова, вы понимаете? И Эмили заплакала и вымазала себя кровью, наполнила всем этим чашку, позвала его и сказала, что потеряла ребенка...