внешне нетронутые дачные уголки… По непролазной грязи чудом добрался. Тут авторота, база… Лесочки, полянки… Пахнуло свежестью…

Комната, койка, поставили стол. Я разложил книги и бумаги. «Omnia mea mecum porto»[65]. Я абсолютно потерял тягу к вещам. Все брошенное в Москве как-то далеко, почти нереально. Ничто не обременяет, не заботит… Даже архивы, семейные документы, некоторые любимые фото, сувениры… Что значит вся эта бумажная пыль в эти дни, в этот год(ы)?! Созидание начнется после войны, когда люди, представления, отношения и пр. стабилизируются. Я, например, давно ничего не покупал, разучился… Хотя как-то в подарок купил «Двенадцать» Блока…

16 июля 1942 года.

Дождливо — некоторая передышка. Собираюсь с мыслями, материалами. К вечеру из Пубалта письмо от Лебедева: «Прошу, необходимо 17 июля сделать ленинградскому партактиву доклад о Военно-Морском Флоте». Вот и отдых… «Есть».

Подбираю материалы, готовлюсь.

Мой сосед, летчик-истребитель, был ранен в руку под Красногвардейском. Прямым попаданием в самолет пробит радиатор. Машину надо было вести левой рукой; потеря крови… Летел так двенадцать минут (до Кронштадта), посадил машину «на пузо». Его отнесли в госпиталь, рана еще не зажила…

17 июля 1942 года.

Спал с давнишним ощущением заботы — надо что-то сделать. Встал, написал план доклада, только не на отвлеченную тему о флоте, а о событиях дня, об угрозе стране, о положении на Юге, о том, что актив должен нести в массы: бодрость, напор, ненависть к врагу — до предела. Верю в народ, в его силы, его органические способности.

В 2 часа пришла машина…

В Пубалте обычный шум аппарата. Звонки, приходы, уходы. Нашел ряд писем от Таирова[66], телеграмму от Фадеева: «Радостно вспоминаю Ленинград, целую, обнимаю…» и т. д. Мне приятно, что Фадеев, видимо впервые за двенадцать лет нашего знакомства, увидел меня вне литературных шор.

Письмо-вопль от одного писателя: «Не могу работать, тоскую о детях, о жене. Умоляю дать отпуск…» О, эти интеллигенты, «инженеры душ», умелые составители идеологических романов, пьес и пр. Меня давно мутит от этих людей: хлипких, дряблых, подделывающихся и в кино, и в литературе, и в живописи под советский, большевистский героический стиль, не имея на то прав и внутренних волевых данных. Сколько этих интеллигентов «полиняло», залезло в разные провинциальные щели, где и отсиживаются, выжидая.

…С. К. вернулась с форта. Привезла отличные работы. Бодра. Стреляла из нагана — попадания в десятку, семерку.

Доклад в Доме партийного актива. Говорил с большим подъемом, особенно о двух мировых концепциях: об архаическом статическом фашизме (именно статическом — окостенелое рабство, регресс мысли и общественной структуры); о революционном движении России, о путях будущего общества, о технике и интеллектуально-творческих возможностях мира. Дал и все необходимые данные о флоте и об обстановке. Говорил о значении южной битвы и о необходимости абсолютной подготовки Ленинграда к возможной попытке немцев штурмовать город.

Отличный прием у аудитории. Вернулся к десяти часам вечера.

18 июля 1942 года.

…Беседа с летчиком… Он рассказал, что немецкие летчики стали хуже летать; не принимают боя на малых высотах; не владеют техникой пилотажа; были случаи попадания «мессеров» в штопор и гибели их.

…Он отметил, что у нас сохранилось гораздо больше кадровых летчиков, чем у противника.

Говорят, что по радио сообщили: наши войска перешли под Воронежем в контрнаступление, форсировали Дон; противник отступает, бросая трупы, раненых, технику. Сердце застучало от радости! Ура России!

Пришли газеты. Отпор наш под Воронежем нарастает, наши контратаки. В некоторых местах немцев потеснили; отдельные немецкие полки и мехчасти разгромлены. Наши форсировали Дон. Потери немцев — десятки тысяч. Сотни уничтоженных и подбитых танков. Планы немцев срываются.

Передовая «Правды» ставит вопрос четко: Гитлер играет ва-банк. Его тыл на Западе обнажен (!). Необходима упорная оборона до последней капли крови, контратаки, изматывание противника… Во что бы то ни стало сорвать наступление врага. Враг не должен пройти, он не пройдет!

Канадские части закончили большие десантные маневры. Теперь они, видимо, будут «отдыхать»?!

19 июля 1942 года.

Воскресенье.

Солнечно… Весь день действия авиации… Днем прошел с характерным подвыванием немецкий самолет. Был зенитный обстрел. Летали наши истребители и бомбардировщики… Ленивая артиллерийская стрельба. Несколько относительно близких разрывов… Доносится рев моторов с окрестных аэродромов…

Получил газеты. Наши контратаки под Воронежем. Немцы быстро зарываются, закрепляются. Нужно их отбросить за Дон, обратно.

Бои на северо-западном, калининском, западном и брянском направлениях…

Воронежские бои невероятно интенсивны, ожесточенны… Горят танковые команды, стреляют до конца, насмерть. Один ослепший водитель вел танк (все-таки!).

Во всех корреспонденциях проглядывает одно: главная задача — стойкость пехоты… Сейчас опыт приобретается в боях. Мы цепкие, выносливые и наверстаем упущенное.

Введены отличительные знаки для раненных в Отечественную войну. Это хорошее мероприятие…

21 июля 1942 года.

Дождливо… Первую половину дня — артиллерийская стрельба. Видимо, на том берегу Невы.

…Сильный советский воздушный налет на Кенигсберг — тридцать восемь пожаров… На Миллеровском направлении стабилизации еще нет. Оставлен Ворошиловград (Луганск).

Тон газет спокойный. Урал повысил за полугодие выпуск пушек, минометов, моторов и самолетов в три-четыре раза, танков