Поднялся и Патрик, ожидая продолжения.

— Подобно Пиноккио, я изменяюсь.

— Изменяешься… как?

— Виктор лишил нас способности продолжения рода. Но я… я собираюсь кого-то родить.

Когда Харкер задирал широкую футболку, на его лице отражалась скорее гордость, чем страх.

Из-под кожи и слоев поверхностного жира на животе Харкера проступало лицо. Оно напоминало посмертную маску, но двигалось: слепые глаза перекатывались под веками, рот открывался в молчаливом крике.

Отпрянув в ужасе, отец Дюшен перекрестился, прежде чем понял, что делает.

В дверь позвонили.

— Родить? — возбужденно переспросил он. — Почему ты думаешь, что это будут роды, а не биологический хаос?

Лицо Харкера заблестело от пробившего его пота. Он опустил футболку, явно раздосадованный такой реакцией.

— Я не боюсь. С чего мне бояться? — Но в том, что он боится, сомнений не было. — Я убивал. Теперь вот создаю. И благодаря этому все более становлюсь человеком.

В дверь позвонили вновь.

— Нарушение клеточной структуры, метастазы, — гнул свое отец Дюшен. — Какая-то фатальная ошибка Виктора.

— Ты завидуешь. Вот ты какой… завидуешь. Завидуешь в своей девственности.

— Ты должен пойти к нему. Получить его помощь. Он найдет выход.

— Он найдет, в этом можно не сомневаться, — кивнул Харкер. — На свалке мне уже приготовлено место.

В дверь позвонили в третий раз, более настойчиво.

— Подожди здесь, — сказал отец Дюшен. — Я сейчас вернусь. Мы что-нибудь придумаем… Подожди.

Он закрыл дверь, выходя из кабинета, пересек гостиную, направляясь к прихожей.

Открыв входную дверь, оказался лицом к лицу с Виктором.

— Добрый вечер, Патрик.

— Сэр. Да. Добрый вечер, — ответил отец Дюшен, изо всех сил стараясь не выдать охватившую его тревогу.

— Просто «добрый вечер»?

— Извините. Что? — Когда Виктор нахмурился, Дюшен все понял. — О, да. Конечно. Заходите, сэр. Пожалуйста, заходите.

Тени мотыльков проносились по лицам Христа, Будды, Амен-Ра.

На чердаке над квартирой Харкера Карсон, Майкл и Дукалион стояли у коллажа изображений богов, занимающего всю стену, перед которым Харкер, должно быть, проводил десятки часов.

— Этот коллаж передает такую тоску, — сказала Карсон. — Он источает сердечную боль, которая мучила Харкера.

— Не стоит так уж ему сочувствовать, — посоветовал Дукалион. — Харкер соглашался на любую философию, лишь бы она заполнила пустоту внутри.

Он сорвал изображение Христа в Гефсиманских садах, изображение Будды, и под ними открылись другие лица, поначалу загадочные.

— Бог был у него лишь самой последней навязчивой идеей, — объяснил Дукалион.

По мере того, как сдирались изображения богов, из-под них проступал новый коллаж, нацистских образов и символов: свастика, Гитлер, шеренги марширующих солдат.

— Под лицами традиционных богов — другой бог, который его подвел, — объяснял Дукалион. — Бог насильственного изменения общества и расовой чистоты. Таких так много.

Возможно, наконец-то полностью убежденный в том, что Дукалион — тот самый, за кого себя выдает, Майкл спросил: «Как вы узнали, что будет второй слой?»

— Не только второй, — ответил Дукалион. — И третий.

Когда Гитлера со всеми атрибутами его рейха сорвали со стены, им открылись дьявол, демоны, сатанинские символы.

— Отчаяние существа без души со временем ведет к полной безысходности, а безысходность рождает навязчивую идею. Если такое произошло с Харкером, мы видим только начало.

Срывая рогатую морду дьявола с торчащими клыками, Карсон спросила: «Вы хотите сказать… будут и другие слои?»

— Стена на ощупь мягкая, — заметил Майкл.

Дукалион кивнул.

— Ее обклеивали раз двадцать, а то и больше. Вы, возможно, снова найдете богов и богинь. Когда новые надежды рушатся, старые возвращаются в бесконечном цикле отчаяния.

Но вместо богов в четвертом слое Карсон открыла Зигмунда Фрейда. И изображения других, не менее серьезных мужчин.

— Фрейд, Юнг, Скиннер,[51]Уотсон,[52]— Дукалион идентифицировал каждое открываемое лицо. — Роршах.[53]Психиатры, психологи. Самые бесполезные боги из всех.

Отец Дюшен отступил от порога, и Виктор вошел в прихожую дома священника.

Владыка Новой расы с любопытством огляделся.

— Уютно. Красиво. Обет бедности не лишает некоторых удобств. — Он прикоснулся к воротнику отца Дюшена. — Ты серьезно относишься к своим обетам, Патрик?

— Разумеется, нет, сэр. Как можно? Я же не учился в семинарии. И никогда не принимал обетов. Вы привели меня в эту жизнь с уже готовым прошлым.

— И тебе не следует забывать об этом. — В голосе Виктора слышалась легкая угроза.

А потом Виктор, словно имел на то полное право, проследовал в дом. Священник поплелся за ним. Уже в гостиной спросил: «Чему я обязан вашим визитом, сэр?»

Виктор оглядел комнату.

— Власти еще не нашли детектива Харкера. Нам всем грозит опасность, пока он не окажется в моих руках.

— Вы хотите, чтобы я мобилизовал наших людей на поиски?

— Ты действительно думаешь, от этого будет прок, Патрик? У меня такой уверенности нет.

Когда Виктор направился к закрытой двери в кабинет, отец Дюшен спросил:

— Могу я предложить вам кофе, сэр? Бренди?

— Именно этот запах я улавливаю в твоем дыхании, Патрик? Бренди?

— Нет. Нет, сэр. Это… это водка.

— Сейчас я хочу только одного, Патрик. Прогуляться по твоему красивому дому.

И Виктор открыл дверь в кабинет. Переступил порог.

Затаив дыхание отец Дюшен последовал за своим создателем в кабинет. Как выяснилось, Харкер сбежал.