— Мы поженимся, как только сможем все устроить, — промолвил он, покусывая ее шею.

В голове Мисси прозвонил тревожный колокольчик, заставив ее напрячься. Она отодвинулась от Джеймса и, натянув на себя простыню, повернулась к нему.

— Что ты сказал?

Он слегка улыбнулся, глядя на нее со снисходительным укором, как смотрят на капризного ребенка, не считая страсти, отразившейся в его глазах, когда его взгляд скользнул ниже.

— Не исключено, что теперь ты и вправду ждешь ребенка.

Казалось, его ничуть не смущает тот факт, что на нем нет одежды. Если бы это не значило пожертвовать собственным покрывалом, Мисси охотно укрыла бы его тело, особенно ту его часть, что вызывающе торчала. Сделав над собой усилие, она перевела взгляд на его лицо.

— Мы не поженимся. — Она помедлила, подозрительно глядя на него. — И поэтому ты здесь? Чтобы наградить меня ребенком, не оставив иного выхода, кроме как выйти за тебя замуж?

Бросив на нее раздраженный взгляд, Джеймс передвинулся на край постели и начал натягивать одежду, валявшуюся на полу. Первыми были брюки, и Мисси облегченно вздохнула. Он надел рубашку и принялся застегивать пуговицы, глядя на нее с мрачным, но решительным видом.

— Мы поженимся. — Он явно был не в том настроении, чтобы слушать ее возражения.

— Сколько можно повторять, что я не выйду за тебя? А теперь уходи. Что, если придет мама?

Джеймс только иронически скривился.

Мисси нахмурилась, упрямо сжав губы.

— Сюда могут войти в любой момент. — Ей было наплевать, что она говорит глупости, так как в эти предрассветные часы все спали. В доме царила тишина, не нарушаемая ни гостями, ни домочадцами.

— Не припомню, чтобы тебя беспокоили подобные вещи, когда ты явилась ко мне в спальню в тот вечер. — Уголки его губ приподнялись, и лицо Мисси загорелось от стыда. Как некрасиво с его стороны напоминать ей о ее позорном поведении. Она подтянула простыню, закутавшись до подбородка.

— Тебе надо уйти, пока тебя не застали здесь. — Она бросила выразительный взгляд на дверь спальни, сделав себе мысленно заметку запирать ее на ночь, пока Джеймс не уедет. Она не собирается повторять сегодняшнюю ошибку, как бы ее ни искушали. Джеймс играет с ее сердцем, и это не тот проигрыш, который она может себе позволить.

Он натянул сапоги.

— Увидимся после завтрака, чтобы обсудить свадебные планы. На этот раз мы не будем тянуть. Незачем ждать, чтобы убедиться, что ты ждешь ребенка, поскольку я это гарантирую. — Его глаза, казалось, видели сквозь простыню, которой она была укрыта. — Я не пожалею усилий, чтобы к тому моменту, как надену кольцо тебе на палец, ты была беременна.

Его слова отозвались жаркой пульсацией у нее между ног. Мисси никогда не видела его таким решительным и никогда не чувствовала себя такой слабой.

— Миссис Делакруа выделила мне голубую комнату. Если тебе что-нибудь понадобится, не стесняйся, приходи. — В его голосе звучал недвусмысленный намек, в глазах таилось обещание. Не успела Мисси и глазом моргнуть, как он исчез.

Когда на следующий вечер Джеймс прибыл в Радерфорд-Мэнор, он все еще пребывал в состоянии потрясения, которое испытал ранним утром в Стоунридж-Холле, получив сообщение о смерти отца. Тот сломал шею, упав с лошади. Так закончилась жизнь пятого графа Уиндмира.

С того момента как записка упала на пол, выпорхнув из его онемевших пальцев, все происходило как в тумане. Джеймс был не столько потрясен, сколько оглушен. А может, оглушен потрясением. Он почти не помнил, как оделся и сообщил виконтессе, что уезжает, но отчетливо помнил, что Мисси еще спала и он не смог даже проститься с ней. Пока он добирался до дома в карете и на поезде, у него было достаточно времени, чтобы подумать о смерти отца… и собственной жизни.

Ривс, служивший в их доме дворецким сколько Джеймс себя помнил, выразил ему свои соболезнования, едва открыв дверь. Лицо старого слуги осунулось, глаза запали. Покойный граф пользовался всеобщей любовью. Слуги были особенно привязаны к нему, отвечая преданностью за его добро. Неопределенно кивнув, Джеймс направился в музыкальную комнату, где, как сообщил ему дворецкий, находилась его мать.

Графиня, высокая элегантная женщина со светло-русыми волосами, сидела на небольшом диванчике рядом с фортепиано и пила чай — так, во всяком случае, он решил, судя по сверкавшему серебром чайному сервизу, стоявшему перед ней. Когда Джеймс вошел, она устремила на него свои голубые глаза и улыбнулась. Это была печальная улыбка, едва коснувшаяся уголков ее губ.

— Тебе не кажется, что я слишком молода, чтобы стать вдовой?

Как это похоже на нее! Как и все остальное, она оценивала каждое событие исходя из того, как оно отразится на ней. Смерть отца была не более чем рябью на поверхности моря, которое представляла собой ее жизнь, если только он не оставил ее без средств.

— Добрый вечер, мама. Я бы сказал, что отец тоже был слишком молод, чтобы умереть, — сухо заметил Джеймс, нагнувшись, чтобы коснуться губами ее щеки, прежде чем опуститься в ближайшее кресло. На ней было фиолетовое платье с желтой отделкой, и он усомнился, что она будет соблюдать положенный годичный траур. Когда умерла ее мать лет десять назад, она посетовала, что черное придает ей болезненный вид, и согласилась надеть его только в день похорон.

— Твой отец был безрассудным молодым человеком и так и не изменился, — отозвалась она, презрительно фыркнув.

— Едва ли можно назвать верховую езду безрассудством. — Тело его отца еще не остыло, а она уже обвиняет его во всем. Джеймс вздохнул, уронив голову на грудь. Неужели она не позволит сыновьям даже оплакивать отца без язвительных замечаний и колкостей?

Она продолжила, как будто он ничего не говорил:

— Удивительно, что он вообще приехал. Твой отец предпочитал проводить время в Лондоне даже после окончания сессий парламента. Впрочем, я не ожидала, что он задержится надолго, поскольку он никогда не задерживался.

— А что насчет похорон, мама? Когда они состоятся? — Вот почему он так редко бывает дома. Если бы не Кристофер, Джеймс не приезжал бы сюда вообще.

— Через два дня. Скорей бы все это закончилось.

— А что с Кристофером?

— Завтра приедет.

Джеймс медленно кивнул. Его глаза жгло, в голове начала пульсировать боль. Он не пролил ни одной слезы, возможно, слишком потрясенный, чтобы дать волю чувствам. Внутри его разверзлась пустота, и он не знал, чем ее заполнить.

Они были не слишком близки с отцом, но между ними существовало взаимопонимание. Джеймс уже свыкся с мыслью, что его жизнь будет похожей на жизнь отца.

Когда-то мать была счастлива и радовалась жизни — совсем как Мисси. Но это было давно, в детстве. Джеймс не мог вспомнить, когда она изменилась, но точно знал, что изменилась.