– Вы уже помогли. Уходите. Я скоро буду…

– А если кто придет?..

Гринчук поморщился. Не хотел он встречаться с Абреком и пацанами, настроение было не то, но Абрек прав – лучше не рисковать. И так у Гринчука слишком много было всякого непредусмотренного…

– Хорошо, ждите.

Гринчук глубоко вдохнул воздух, пахнущий шашлычным дымком, цветами и морем. Выдохнул.

* * *

Через пятнадцать минут он подошел к дому. Тихая улица. Фонари не горят, только окна домов немного ее освещают.

Гринчук подергал калитку – закрыто. Гринчук постучал.

– Кто? – просили из-за калитки, кажется, Котик.

– Свои, открывай, – Гринчук подождал, пока калитка откроется, вошел во внутрь.

– Здравствуйте, – сказал Котик, улыбнулся даже.

– Оставайся здесь… Оружия, надеюсь, нет?

– Вы сказали – без.

– И правильно, и верно…

Из дома вышли Абрек и Синяк.

– Уходите, как договаривались, меня не ждать… – Гринчук проигнорировал руку Абрека, протянутую сгоряча. – Сейчас начнут всех шмонать – убили начальника городского отделения милиции. Вас зацепят – повесят всё, что смогут и захотят.

– Ладно, – сказал Абрек, – мы пошли.

– Стой, – Гринчук остановил его уже возле самой калитки. – Извини.

Гринчук подошел и подал руку, вначале Абреку, потом остальным.

– Спасибо!

Задвинул засов на калитке, вошел в дом, закрыл за собой дверь. Заглянул в комнаты – окна задернуты шторами. Дверь в подвал прикрыта. Изнутри в доме засова нет, только наружный замок. Ладно, поговорим при незапертых дверях.

Десять каменных ступенек, горит лампа, заливая весь подвал желтым светом. В углу – пустые ящики, деревянные стеллажи с банками. Консервация, запас на год.

Гринчук поймал себя на том, что старается не смотреть на сидящего в центре подвала человека.

Посреди подвала столб, к нему привязан человек. Человек сидит на табурете, глаза тоже завязаны. И рот.

Такие дела, в который раз повторил Гринчук. Такие дела. Пахнет специями, пылью. Сухой подвал, хороший.

Гринчук развязал связанному глаза, вынул изо рта кляп. Развязал веревки. Взял пустой ящик и поставил его на бок напротив табурета. Сел.

– Здравствуйте, Владимир Максимович, – сказал Гринчук. – Вас не слишком сильно помяли?

– Но сильно удивили. Они ведь ничего мне не сказали за все это время. Просто вошли, связали, заткнули рот и принесли вот сюда. Когда я попросился в туалет, предложили ходить под себя. И выпили трехлитровую банку вина…

– Ябедничать нехорошо, – сказал Гринчук. – В конце концов, они гости. Что вам, вина жалко?

– У Фадеева в «Разгороме» есть замечательная фраза – Для хорошего человека дерьма не жалко – Рубин потер руки, начал массировать колени. – Ноги затекли. Вы не возражаете, если…

– Возражаю, – Гринчук поставил перед собой на пол сумку. – Во-первых, по поводу дерьма и хороших людей. Это не из Фадеева, а из Шолохова, «Поднятая целина». У Фадеева тоже есть такое же сипатичное сочетание, но в другом порядке. Что-то типа, дерьма не жалко для хорошего человека. А, во-вторых, мы будем разговаривать…

– А если я…

– Я вас снова привяжу, сломаю, на всякий случай, ноги, и мы все равно будем разговаривать. Какой вариант предпочтем?

Рубин тяжело вздохну:

– Грубые настали времена. А ведь вроде – начитанный человек. Даже меня уличили…

– Вы обещали мне помочь.

– Да, как же, – засмеялся Рубин. – Только я попытался, как появились ваши головорезы…

– Не получилось… – без выражения сказал Гринчук. – То есть, ничего вы не узнали…

– Отчего же? Кое-что я узнал. Оказывается, ваша супруга заходила в газету к Леше Рябушкину. Хотела дать объявление, обещала зайти чуть попозже… Мне нужно в туалет, в конце концов.

– А вы отпускали своих учеников? – Гринчук рассматривал свои руки. – С урока. Идет урок, он отвечает и вдруг – можно я выйду? Отпустили бы?

– Я не ученик…

– Но отвечаете, – криво улыбнулся Гринчук. – Иногда наступает момент, когда нужно ответить. За всё.

– За что мне нужно отвечать? – уточнил вкрадчивым голосом Рубин. – За то, что я плохо ремонтирую обувь? Или за то, что подрабатываю иногда доносительством? За что?

Гринчук смотрел молча и улыбался.

– Что вы на меня уставились? Жадность моя… Я разве виноват, что…

– Вы когда собирались уехать из города? – спросил Гринчук. – Вот, собрать вещи, всё бросить и уехать. Когда?

– И не собирался я вовсе…

– Понимаю – менять город, в котором вы всех знаете, вас все знают, на нечто чужое… Кто вы там будете, в чужом городе?

– Прицепились… Я не собирался уезжать. Я не люблю уезжать отсюда…

– Это я понял, – кивнул Гринчук. – Понял. Долго думал, напряженно, а потом – понял. Почему, думал я, всё происходит в Приморске? Почему такая неосторожность? Все об этом думали, некоторые решили, что здесь есть засекреченная лаборатория по обработке людей, кто-то искренне полагал найти здесь служителей ада… Практически все рассчитывали на архив. Здоровенный архив, сотни и сотни листов компромата… Тайную организацию с гигантскими планами боялись встретить. Планы строили, гипотезы, блин… А всё… Всё лишь иллюзия.

– Людям вообще свойственно увлекаться иллюзиями, – тихо сказал Рубин. – Если им не подбросить очередную, они начнут строить сами. Реальный мир слишком пресен.

В углу подвала что-то зашуршало, Гринчук оглянулся.

– Не бойтесь, это всего-лишь крыса, – Рубин снова потер колени. – Никак не могу вывести крыс.

– У них нет иллюзий, – подсказал Гринчук.

– Представьте себе – нет. Просто жрут они свою пресную действительность…

– И получают удовольствие от процесса.

Рубин засмеялся.

– А вы запомнили. Молодец. Я всегда восхищался людьми с хорошей памятью. Вот у меня, например, очень хорошая память. Некоторые называют ее учительской… Я помню имена и фамилии, даты и адреса… Помню всех, кого учил… Не поверите – даже кому что, когда и за что поставил. Для меня есть люди, которые помнят, и… хлам, извините.

– У меня был учитель, – Гринчук поднес к лицу разбитые костяшки, – он любил ставить задачи на время. Сложные – но на время. Пятерку получал тот, кто успевал первым. Делил нас на пары и давал задачу. Если ты смог собраться, сконцентрироваться на ней и найти решение – ты получал пятерку. А опоздавший – двойку. Он говорил, что процесс доставляет удовольствие только животному, человек должен стремиться к результату.