— Немалые... — пробормотал он, кривя лицо в гримасе.

Развернулся, собираясь выскочить в коридор, — и увидел, что в комнату вбегают гноморобы с кирками и лопатами.

Делано Клер добрался до конца коридора, толкнул дверь, затем вторую. Слова вождя — прибить Рожу-Со-Шрамом — ржавыми крючьями засели в сожженном дешевым пойлом мозгу. Вот только куда подевался наемник? Приос шел, качаясь, поворачивал то в одну, то в другую сторону, не встречая никого на пути. Впереди что-то громко стукнуло, затем зазвучал топот ног — множества ног.

Как бы ни был пьян Делано, какая-то часть происходящего вокруг еще доходила до его сознания. Он остановился. Топот звучал громче: где-то впереди бежали карлы, и они приближались. Клер сунул руку за пазуху, не нашел флягу, нахмурился, что-то бормоча, стал поворачиваться... и увидел дверь. Может, там есть выпивка? Вдруг это кухня или какая-нибудь кладовка? Приос толкнул, но дверь не открылась.

Мутные глаза оглядели ее... Засов. Клер его сдвинул и шагнул внутрь. Не поворачиваясь, закрыл дверь за своей спиной, разглядывая тех, кто находился внутри. По лицу расползлась бессмысленная улыбка.

Фан Репков приподнял голову. Он успел шагнуть через кучу земли и упасть под стеной, прежде чем толпа из десятка карл, вооруженных кирками и лопатами, поравнялась с ним. В коридоре царил сумрак, к тому же одежда Фана была в грязи — карлы прошли мимо. Когда звук шагов стих, он выбрался, отряхиваясь, медленно двинулся по коридору.

Наемник шел долго и, в конце концов, увидел перегораживающую коридор большую кучу земли вперемешку с камнями.

Он ощутил ток свежего воздуха. Присел, глядя вверх. Что, если часть карл пошла назад, а часть выбралась на поверхность? Хотя в этом случае он бы услышал звуки драки — ведь там должен караулить сторожевой отряд... Нет. Наверняка караульные увидели серебряное зарево над холмом, услышали звук, который издал летающий корабль, перед тем как упасть. Либо они поспешили к Норавейнику... либо разбежались.

«Неужели выбрался?» — с удивлением подумал Фан. Так он не наказан? Никакие силы — смутный закон бытия, или Принцип Справедливости, или, быть может, Первые Духи — не снизошли до происходящего здесь? Не взвесили на огромных весах все его поступки, не повернули события так, чтобы Фана Репкова постигла страшная, мучительная смерть?

Он залез на кучу земли и камней, перебрался оттуда на проломленную площадку из досок, после долго колотил в дверь то рукоятью, то клинком — и, в конце концов, выбрался на волю.

Над Кошачьим лесом занималась заря. Наемник отряхнул куртку, сел, по очереди снял сапоги, постукал рукоятью меча по подошвам, выбивая землю.

Склон из грязи и снега привел его на вершину холма. Норавейник где-то недалеко, но разглядеть его Фан не смог: еще слишком темно. Надо уходить, и побыстрее. Оскальзываясь, Репков сбежал вниз — и увидел выбирающегося из дверей Делано Клера, услышал бормотание приоса:

— Прибить его... Карлики... Башку проломлю, а ты — зарежешь. Мелкие твари, визжачие...

Наемник встал перед Клером, постукивая клинком по голенищу. Увидев Фана прямо перед собой, Делано, слегка уже протрезвевший, но все еще с трудом осознающий происходящее, вскрикнул и отшатнулся.

— И ты выбрался, — сказал Репков с неудовольствием. — А вонючка где? Имей в виду, я тебя с собой не возьму. Иди куда хочешь, понял, тварь?

Приос неуверенно ухмыльнулся.

— Карлики... — протянул он и показал Фану дубинку. — Вишь, Рожа-Со-Шрамом? Клер хорошо поработал. Выпить бы...

Синий свет лился из-за леса, все ярче озаряя холмы. На одном из гвоздей, которыми была утыкана дубинка, Фан увидел треснувший кусок кости. Другой украшал клок мокрых от крови волос. Теперь наемник разглядел и лицо приоса — рябое от многочисленных темных пятнышек, и запястья — тоже в крови. Фан ощутил, как что-то сдвинулось, будто в небе, пока еще темном, качнулись незримые весы и одна чаша опустилась вниз под гнетом убийств, тяжестью трупов, что наполняли сейчас Норавейник.

Кровь мертвецов застучала в его сердце. Наемник сморщился так, будто у него вдруг заболел зуб. Похожие на серебряные монеты глаза блеснули от слез. Убить этого — значит, добавить еще одного мертвеца, и тогда чаша весов, и без того нестерпимым гнетом давящая на сознание, опустится и сплющит Фана, вобьет его в землю... Да какая разница! Он отступил, поднял меч, не глядя, с силой ткнул перед собой на высоте живота. Выдернул, ткнул второй раз, выше. Выдернул. Раздался хрип. Наемник поднял глаза: приос стоял на коленях. По животу расползалось темное пятно, второе — выше, под ребрами. Фан, не целясь, ударил третий раз и попал в ложбинку под шеей. Делано Клер с разинутым ртом повалился навзничь.

Весы качнулись... в другую сторону. Чаши не выровнялись, но гнет, ощутимый не физически, но душой наемника, перестал вминать его в землю. Репков вытер меч о камзол приоса, вложил в ножны и быстро пошел вдоль лесной опушки — на север.

Завтрак принес Эди Харт. Качка почти не ощущалась, но Риджи чувствовала себя плохо, ее тошнило, болела голова — от пищи девушка отказалась.

А Некросу последние дни есть совсем не хотелось. Сжевав лишь кусок хлеба, он покинул каюту.

На палубу вела короткая лестница, светло-желтое дерево покрывали пятна плесени. Некрос присел, разглядывая ступени. В щелях между досками росли узкие полоски мха с легким красноватым отливом. Чар провел по ним пальцами: жирный, бархатистый и очень мягкий. На коже после прикосновения остались пятна прозрачного масла или сока — Некрос долго тер руку о штаны, чтобы избавиться от них. Толкнув люк, он выбрался на палубу.

Берег остался позади, но ограждающие бухту темные утесы пока еще четко виднелись в холодном утреннем свете. Червь шевельнулся в голове... Нет, теперь их точно два. Лишенные собственного разума, ушей и глаз, они все же каким-то образом воспринимали окружающее. Незримая нить была натянута, но не так сильно, как ночью, и теперь не рвалась: корабль плыл в правильном направлении, не догонял ковчег, но и не отдалялся от него.

Свинцовый свет казался плотным, тяжелым, он придавил океанскую поверхность, разгладил ее. Ни малейшего волнения, тусклая гладь, подобная помутневшему от времени зеркалу, тянулась во все стороны.

Чермор огляделся — без страха, даже с удовлетворением, поняв, что его предположения оправдались. Корабль был странен, очень странен.

Паруса цвета пожухлой листвы, с узорами из тонких, пересекающихся «елочками» прожилок... Длинные полоски мха между досками... А реи? Почему они не горизонтальные, но направлены наискось вверх, и паруса в результате имеют такую необычную форму, отдаленно напоминающую оперение стрелы? Мачты — как тонкие деревья с тремя парами веток-рей на каждом, веток, соединенных огромными древесными листами, обвисшими в безветрии. Ну, а леера? Это из-за каменноугольного масла, или о чем там толковал капитан, они бурого цвета и разлохмачены, словно мохнатые лианы?