Успех окрылил врага, и он стал наступать на нашу часть дамбы, где был наш [корпуса Педро де Альварадо] лагерь, но тут его приняла артиллерия, и с нею спорить он не мог.

Кортес сделал нам выговор не за неудачу, а за неосторожность: нельзя оставлять незаполненных проломов [в дамбе]. Это было справедливо, и мы целых четверо суток засыпали проклятый пролом, потеряв при этом еще 6 человек убитыми.

Мешики тоже удвоили свою бдительность. Сторожевые их отряды, совсем близко перед нами, сменялись четырежды в ночь; все время теми поддерживался громадный костер, никогда не потухавший, даже при ливнях, а сигналы давались не словесные, а тихими свистками.

Так текли дни и ночи, сутки за сутками. Жизнь на всех трех дамбах была одинаковой. С наступлением сумерек мы отпускали своих тлашкальцев, теснее смыкались, выставляли очередной охранный отряд, а затем перевязывали свои раны и старались отдохнуть. С вечера же бригантины начинали обход озера и ловлю лодок. При этом однажды удалось захватить двух знатных мешиков, которые, между прочим, сообщили Кортесу, что в одной части озера вновь спрятана засада из 40 пирог. Кортес отблагодарил их крупным подарком и решил на хитрость ответить хитростью.

Именно. Ночью, недалеко от этой засады мешиков, спрятаны были 6 наших бригантин со строгим приказом не шуметь и даже не говорить. Рано же утром одна из бригантин, совершавших обход озера ночью и ловлю лодок, на которой были и упомянутые два мешика для более точного указания засады, должна была направиться к месту засады. Враг заметил, конечно, ее приближение и, как и в прошлый раз, выслал несколько лодок для приманки. Бригантина будто устремилась на них, а затем, точно боясь тростниковых зарослей, несколько замедлила свой бег. Тут на нее ринулись те пироги и множество других лодок, а она, как бы спасаясь, понеслась к месту нашей засады. Грянул выстрел-сигнал, наши суда покинули заросли и врезались в неприятеля, топя его и забирая в плен; повернулась и преследуемая бригантина. Разгром был полный, и с тех пор мешики уже не устраивали на озере хитрых засад, а лодки с провиантом все реже и реже достигали Мешико.

Видя такие наши успехи на суше и воде, союзники Мешико, прибрежные города, все более склонялись на нашу сторону. Некоторые слали послов с просьбой забыть их недавнюю вражду и с предложением подчиниться нам. Кортес принимал послов любезно и обещал полную безнаказанность в случае подчинения. Так, понемногу, вступили с нами в союз Истапалапан, Уицилопочко, Кулуакан9 и Мискик, и другие города на озере с пресной водой. Им было велено снабжать нас съестным, а также присылать вспомогательные войска, ибо город Мешико будет осаждаться до тех пор, пока не сдастся. Людей они прислали, съестных же припасов доставляли мало и с неохотой.

Продвижение наше [корпуса Альварадо] по дамбе все продолжалось. То и дело мы брали небольшие святилища идолов, дома и другие постройки, множество мостов; сколько ни устраивал враг проломов и промежутков, мы тщательно заполняли их необожженным кирпичом и бревнами из только что захваченных строений; чтобы работа эта, хоть и тяжелая, не казалась бы заменой боевого труда, по приказу Педро де Альварадо мы производили ее попеременно — две трети сражались, пока остальная треть таскала кирпичи, бревна, строила брустверы, заполняла промежутки, а на другой день эта треть шла сражаться и заменялась другой третью, только что сражавшейся. Труды наши, наконец, увенчались успехом: подступы к самому городу открылись, ибо мы могли покинуть дамбу и вступить на сам остров.

Тогда Куаутемок испробовал последнее средство; это было накануне праздника Сеньора Сан Хуана в июне10. Две ночи напролет производил он отчаянный штурм всех трех дамб, а когда тем не менее ничего не вышло, он на третий день все свои силы сосредоточил на нас, корпусе Альварадо. Разгорелся небывалый бой; мы сперва чуть-чуть дрогнули, но вскоре оправились; бригантины опять-таки оказали нам неоценимые услуги. Убитых насчитали мы 8 солдат, и многие были ранены; сам Педро де Альварадо тяжело был ранен в голову; но враг был отбит, последнее отчаянное его наступление не удалось! Было перебито множество мешиков, а 4 знатных были нами взяты в плен.

Конечно, читатель заскучал бы, если бы я стал подробно описывать все бои, что шли дни и ночи напролет, и все, что мы перенесли и чего добились за те 93 дня, когда осаждали великий город Мешико; да и рассказ мой никогда бы не кончился и походил бы на книги об Амадисе11 или Рыцарях. Отныне буду намного скупее, но одну беду, с корпусом самого Кортеса, все же нельзя обойти.

Так как Кортес видел, что невозможно засыпать все проломы [в дамбах], а мосты и каналы с водой, которые мы захватывали днем, мешики ночью возвращали, и проламывали [дамбы], и строили более мощные баррикады, чем были прежние, и то, что было огромным трудом сражаться и наводить мосты, и бодрствовать по ночам всем вместе, и к тому же были многие изранены, а двадцать солдат мертвы1, он принял решение, переговорив с капитанами и солдатами, находившимися в его лагере, был там и Кристобаль де Олид, и Франсиско Вердуго, и Андрес де Тапия, и альферес [(знаменосец)] Коррал, и Франсиско де Луго, написал Кортес нам, в лагерь Педро де Альварадо, а также — Сандовалю, чтобы узнать мнение всех капитанов и солдат о предложенном решении: общим приступом вступить в город, пробиться в район Тлателолько, где была главная торговая площадь Мешико, весьма большой ширины и огромная, такой нет в Саламанке, и, пробившись, выйти на нее, и, что важно, хорошо атаковать одновременно из всех трех лагерей, а там мы могли бы сражаться уже на улицах Мешико, без стольких задерживающих работ, не пришлось бы так много засыпать [проломов] и бодрствовать по ночам у мостов. При обсуждении этого высказывалось много мнений. Так, одни говорили, что это плохое решение, безрассудно пробиваться таким образом в центральную часть города, но что нам следует продвигаться, сражаясь, и разрушая, и сжигая постройки, и это принесет более очевидные перемены, чем то, что предлагается. И было мнение, что, если мы будем пробиваться в Тлателолько, то останутся и дороги [на дамбах], и мосты без охраны и прикрытия и что многочисленные воины-мешики со множеством своих лодок обойдут нас, проломают мосты и дороги на дамбах и завладеют ими; ведь с их великими возможностями мешики воевали с нами ночью и днем, а поскольку обычно ими были вбиты сваи, наши бригантины не могли нам оказать поддержку. И из-за этого способа, который Кортес решил применить, мы могли быть отрезаны ими от страны, и своих лагерей, и озера [с бригантинами]; и мы написали Кортесу помимо всего этого, как бы не случилось с нами, когда отправимся в Мешико, то, о чем говорит пословица: попасть как мышка кошке в лапы.

А потом Кортес, узнав мнение каждого и рассмотрев добрые советы, которые помимо этого предлагались, обобщив все, объявил, что на другой день выступаем из всех лагерей со всей самой большой силой, как конные, так и арбалетчики, и аркебузники, и солдаты, и что двигаемся, наступая к главной торговой площади, находившейся в Тлателолько, столь часто мною упоминаемой. И, подготовившись во всех лагерях и у наших друзей: тлашкальцев и из Тескоко, и из поселений у озера, что вновь склонялись к повиновению Его Величеству, которые со своими лодками прибыли помогать бригантинам, в воскресенье утром, после того, как отслужили мессу, выступили мы из нашего лагеря вместе с Педро де Альварадо, и также выступил Кортес из своего, и Сандоваль со своими капитанами; и с великой силой двинулся каждый отряд, захватывая мосты и баррикады, а враги сражались, как стойкие воины. И Кортес на своей стороне продвигался победоносно, и точно так же Гонсало де Сандоваль на своей; так как на нашем участке [отряда Педро де Альварадо] мы уже должны были захватить баррикаду и мост, но это осуществлялось с большим трудом из-за того, что большие силы у Куаутемока здесь держали оборону, от нее отошли многие из наших израненных солдат, а один умер тотчас от ран, и наши друзья тлашкальцы отступили, более тысячи из них тяжело пострадали, а до сих пор они победоносно двигались следом за нами весьма нахальные.