— Билеты есть? Хорошо возьму.

— Пятьдесят, — процедил хмырь, глядя поверх его плеча.

— По пятьдесят у тебя мореманы из Одессы возьмут, но их, видишь, нет сегодня, — срезал Раздолбай хмыря фразочкой Сергея. — Двадцать пять.

Хмырь глянул на него с уважением и согласился на тридцать. Взятый из дома конверт похудел на шесть красных червонцев, но восхищенный взгляд Дианы того стоил.

«Веду себя как крутой парень! — самодовольно подумал Раздолбай. — Может быть, все-таки позвать ее после спектакля на чаек? О нет… Нет, нет, нет! На этом вся моя крутизна закончится. Или позвать?»

Дилемма — звать или не звать — отравила ему все представление. «Лицедеи» веселили зал трогательными ужимками, вызывали взрывы хохота, а он бесконечно крутил подкинутую в сознании монету, ничего не видя и не слыша. Только в конце спектакля, когда артисты стали перебрасываться со зрителями огромными надувными шарами, он словно прозрел и обрел слух. В зале гремела овация, люди светились детским счастьем, а лицо Дианы озаряла такая улыбка, словно ей было пять лет и она попала на кремлевскую елку.

— Это был самый замечательный спектакль в моей жизни! — крикнула она, приблизившись к Раздолбаю, чтобы он услышал ее в шуме аплодисментов.

«Надо звать!» — решил он, увидев ее восторженные глаза.

Словно узор из камушков, выкладывал он в уме витиеватое приглашение, но как только они вышли из театра, Диана разметала все камушки, потребовав везти ее в Парк культуры. Он начал объяснять, что ночью там гуляют «люберы» и велика вероятность на все оставшиеся деньги купить кирпич, но оказалось, что она подразумевала станцию метро, рядом с которой жил ее родственник дядя Руслан, всегда готовый приютить на ночь.

«Вот и конец истории», — подумал Раздолбай, испытывая сожаление и облегчение одновременно.

Но история только начиналась. Диана долго давила кнопочку звонка в квартиру дяди Руслана, и уже по акустике звона, слышимого из-за двери, они догадывались, что дома никого нет, — так гулко и одиноко обычно звенели звонки в пустых помещениях.

— Он что, с дачи не вернулся? — ужаснулась Диана. — Кошмар!

— Слушай, я же не оставлю тебя на улице. Я обещал о тебе заботиться, я что-нибудь придумаю, — успокоил ее Раздолбай, снова складывая в уме камушки витиеватого приглашения.

— Что ты придумаешь?

— Ну, можно поехать… На Воробьевы горы! Выпьем на смотровой площадке шампанского, а потом вернемся к твоему дяде Руслану. Может, он за это время появится.

Он хотел сказать: «Можно поехать к одному приятному человеку и попить у него чаю, если тебя не смутит, что приятный человек — это я», но увидел, как насторожилась Диана, едва услышав «можно поехать», и придумал Воробьевы горы, чтобы выйти из положения.

Затея оказалась удачной. Купленное у таксистов шампанское сделало свое дело, и к одиннадцати часам Диана ходила по балюстраде смотровой площадки, декламируя во все горло Шекспира. Раздолбай придерживал ее за руку и наслаждался теплым электричеством, которое перетекало к нему через ее пальцы. Хотелось остановить этот высший момент «своей жизни» и носить его с собой как фотокарточку, чтобы всегда можно было в него возвращаться.

— So I, for fear of trust, forget to say

The perfect ceremony of love’s rite,

And in mine own love’s strength seem to decay,

O… something tra-la-la love’s might![67]— продекламировала Диана во мрак, проколотый миллионами огоньков ночного города, спрыгнула с балюстрады и почти упала Раздолбаю в объятия.

— Прямо какая-то сцена из фильма про любовь, — со смехом сказала она, отстраняясь. — Надеюсь, ты ничего такого не думаешь?

— Нет, конечно, — смутился он, словно его поймали с поличным.

— А почему ты не думаешь так? Я что, по-твоему, не похожа на героиню фильма?

Хмельная Диана вскинула испытующий взгляд, и бесстыжие лучи посыпались из ее глаз, как будто против ее воли. Казалось, она даже не замечает, что своим взбесившимся оружием расстреливает Раздолбая в упор.

«А ведь она вроде бы не прочь! — подумал он. — Конечно, если пригласить ее сейчас, то можно спугнуть, но если бы этот Руслан так и не вернулся с дачи… О, если бы он не вернулся! Только бы он не вернулся!»

Руслан внял мольбам, и в час ночи, когда они снова приехали к его квартире, звонок за дверью звенел все так же гулко. Диана растерянно топталась на коврике с насмешливой надписью WELCOME.

— И что теперь делать? — обескураженно спросила она.

«Не вздумай!» — крикнул Раздолбаю внутренний голос, но он не послушался.

— Эй, кто обещал о тебе заботиться? Один приятный человек готов предоставить тебе ночлег и напоить чаем, если, конечно, тебя не смутит, что приятный человек — это я, — выложил он свой узор.

— Я ничего не поняла, скажи еще раз.

— Могу предложить поехать ко мне, — пояснил он и со страхом заглянул ей в глаза, надеясь найти ободряющий отклик.

Взгляд Дианы погас. Если бы незримое строение близости, которое кирпичик за кирпичиком складывалась со вчерашнего дня, было построено из настоящих камней, Раздолбай услышал бы оглушительный грохот. Бесстыжие лучи ничего не значили, и, переоценив доступность Дианы, он поставил их обоих в безвыходное положение. Сказать ему «да» она оказалась не готова, и ночевка под одной крышей обрекала их на два одинаково плохих варианта — отчуждение после тщетного домогательства или расход по разным углам с видом «не очень-то и хотелось». И то и другое означало мучительную гибель романтики, и романтика предпочла мгновенную смерть.

— Ну что ж, похоже, у меня нет выбора, — тускло сказала Диана. — Надеюсь, ты будешь вести себя как джентльмен?

— Конечно, — вяло пообещал Раздолбай, прикидывая, что надеть маску «не очень-то и хотелось» все же лучше, чем получить позорный отказ.

На пути через двор он еще надеялся, что из темноты вынырнет спасителем дядя Руслан, который перехватит Диану и дарует погибшей романтике шанс воскреснуть, но Руслан так и не появился. Раздолбай поймал машину и сел вместе с Дианой на заднее сиденье, понимая, что прогулка на смотровой площадке была их вершиной, и теперь они стремительно летят с этой вершины в разные стороны. До полной гибели их отношений оставалось полчаса дороги в Химки.

«Что делать? Как спасти положение? — сокрушался Раздолбай. — Может, все-таки дожать? Как говорил Андрей: „Нет бабы, которая не дает, есть парень, который плохо просит“».

Он легонько коснулся пальцами ее запястья. Если бы она сберегла это касание, он, возможно, стал бы настраиваться «не быть джентльменом», но она отодвинула свою руку.