Домовой оторвался от тарелки, рукой утер бороду и долго смотрел в лицо собеседнице, беззвучно шевеля губами.

– Ну! – поторопила его ведьма. – Кто?

– Когда?

– Что – «когда»?

– Здесь много кто жил. Сначала жил горбатый дед – я даже имени его не помню. Потом он помер и здесь стал жить его внук. Потом он женился и уехал. А поселились Стрижи.

– Стрижи? – удивилась ведьма. – Птицы?

– Нет, – домовой хихикнул, стукнул себя кулачком по лбу, показывая ведьме, какая она бестолковая. – Это семья такая – Стрижи. Долго они жили. А потом все куда-то делись. Разлетелись, – домовой снова хихикнул. – Младших-то, говорят, убили.

– Кто говорит?

– А ты слушай! – домовой повысил голос, и ведьма невольно улыбнулась. – После Стрижей пришел сюда странный человек. Да и не человек вовсе…

– Дварф! – вновь вмешалась ведьма и осеклась. Но домовой только глянул на нее и подтвердил:

– Ага. Дварф. Это его уже здесь так прозвали. А настоящее его имя – Раззерногригт.

– Откуда ты знаешь?

– А я и твое имя знаю, – хмыкнул домовой и ответил: – Он тоже сам с собой разговаривал. Особенно потом, когда один остался. Говорит чего-то и говорит. В огонь смотрит, и рассказывает, рассказывает без остановки. И сам вроде бы не понимает, о чем рассказывает. Потом очнется, дернется, оглядится… Чудной… Вот и про Стрижей он рассказывал, и про подземные кузни, и про озеро из черной крови земной, и про туман, про демона…

Ведьма вздрогнула. А домовой увлеченно продолжал:

– Раззерногригт его имя. Гном он. Но не совсем. Отец его гном, а мать – человек. Полукровка он. Наверное потому такой странный и был. Не в себе. Но он мне нравился. И истории его интересные и сам он. Он меня несколько раз видел, правда толком разглядеть не успевал. Знал, что я рядом. Он думал, что я дух братьев Стрижей, – домовой засмеялся. – Кормил меня, но всегда удивлялся – разве духи едят?

– Гном? Ты уверен?

– Ну, не гном, конечно. Я же говорю – полукровка. Его и из племени выгнали потому…

– Гном, – ведьма покачала головой. – А я думала, это сказки.

– А я думал, что ведьмы – сказки, – хохотнул домовой. – А ты и вправду ведьма?

– Да.

– Первый раз вижу ведьму.

– А я домового.

Они рассмеялись.

– Он умер? – спросила ведьма.

– Кто?

– Разер… Как там его?.. Дварф.

– Не знаю. Когда все умерли, он куда-то ушел. Осенью это было, уже лужи по утрам замерзали. Холодно было… А ближе к лету вернулся. Пожил несколько недель и опять ушел. На этот раз почти целый год где-то пропадал… А ты-то сама навсегда поселилась?

– Нет. Я скоро уйду, – ответила ведьма, и домовой сразу сник, помрачнел. Замолчал.

– Так что там с гномом? Он еще приходил?

– А тебе-то что? – неожиданно зло спросил Хозяин. – Какое тебе дело?

– Эй! – ведьма встревожилась. – Что с тобой?

– Ну тебя! – домовой соскочил со стула, бесшумно скользнул вдоль стены и исчез.

Ведьма растерянно смотрела в угол, где скрылся Хозяин.

– Вот и поговорили… – беспомощно развела она руками. – Вот так так…

Всю эту ночь страшно и тоскливо выла печная труба, хотя ветра на улице не было.

Домовой появился к завтраку. Выскочил откуда-то незаметно, окликнул хозяйничающую ведьму:

– Эй!

Она обернулась, вытерла руки о засаленный подол.

– Пришел? Ты что это вчера? Обиделся?

– Дай поесть.

– А ты грубиян.

– Дашь?

– Дам, что с тобой поделаешь? Но ты хоть объясни, чем я тебя обидела.

Ведьма налила горячую уху в тарелку, пододвинула к хмурому домовому.

– Ешь. И рассказывай.

Домовой взял ложку, покрутил ее в руках, отложил в сторону. Припал к краю тарелки, отхлебнул порядочно. Утерся. Недовольным тоном уточнил:

– Что рассказывать?

– Сам знаешь.

– Не знаю, – заупрямился Хозяин.

– Почему вчера убежал? Даже не поблагодарил за угощение.

– Спасибо… – домовой вновь приложился к тарелке.

– Ну?

– Что – «ну»?.. Что?!. – он соскочил со стула, забегал, заметался по комнате, зло фыркая и косясь на ведьму. Он был вне себя. – Дом погибает! Разер… Разер… Тьфу!.. Дварф ушел, вот уже больше года прошло. И его все нет! И топор он оставил. Никогда раньше не оставлял, а тут оставил. Может он совсем ушел? Навсегда! А дом – он не может без людей! Он же умирает, понимаешь? А когда дом умрет, я тогда тоже… За ним. Ведь я – душа дома. Понимаешь? Я думал, что ты пришла навсегда, думал, дом оживет. Он и ожил. А ты уже уходишь! Зачем печь топила? Меня разбудила. Дом. Зачем? А?.. – взъерошенный домовой остановился, жалобно глянул на ведьму. Махнул потеряно рукой и повторил уже негромко и спокойно: – Зачем?

– Но… – ведьма растерялась. – но… я же не знала…

– А-а! Что уж теперь говорить… А ты точно уйдешь?

Ведьма мгновение помедлила, хотя могла бы ответить сразу.

– Да. Я должна.

– Что ж, – задумчиво произнес домовой. – Быть может Раззерногригт вернется. Хотя, когда я его видел в последний раз, он был совсем плох. Стар. Сейчас он, наверное, старше, чем был когда-то Ланс.

Ведьма виновато молчала, потупившись, и теребя в руках и без того замусоленный подол.

Домовой влез на стул, взял ложку и стал хлебать уху.

– Давай, положу еще, – предложила ведьма, когда тарелка опустела.

– Давай, – согласился Хозяин. – А ты что делаешь?

– Да вот, хочу рыбки пожарить. А остаток засолю и высушу… – она запнулась. – На дорогу…

– Собираешься?

– Да. Не могу сидеть на месте. Не могу!

– Ладно уж, – домовой невесело хмыкнул, скривил пасть, – не оправдывайся… Что тебе мой дом? Ночлежка!

– Не говори так! – ведьма вскинулась, словно от удара. – Ты не знаешь всего. Я должна идти! Должна!

– А я ничего и не говорю, – домовой развел руками. – Все мы чего-то должны. Я – заботиться о доме, ты – куда-то идти. Только мне это совсем неинтересно… Рыбой угостишь?

– Что?

– Говорю, когда рыба пожарится, меня угостишь?

– Да, конечно. Только это не скоро. Надо бы сперва масла надавить.

– Ну, ты меня крикни, как готово будет. Я наверху.

Домовой спрыгнул со стула, скользнул к печке и сгинул, словно растворился в воздухе.