Молоканов трусил и не хотел, чтобы пострадало слишком много людей. Используя лексикон американских военных, он желал наносить исключительно «точечные» удары, при которых пострадает не очень много газетчиков.

Выбор на «Правдивое слово» пал потому, что эта газета стала самым яростным противником нагнетания слухов о возможной эпидемии атипичной пневмонии в России. И неудивительно: в редколлегии оказались бывшие сотрудники «Медицинской газеты», хорошо осведомленные об истинном положении дел.

Статьи в газете били точно и метко, в пух и прах разбивая аргументы паникеров. Сотрудники издания довольно быстро стали популярны, их лица мелькали в программах на телевидении. Попытка посланцев Молоканова купить их молчание за деньги ни к чему не привела. В редакции газеты сказали «нет» хотя переживали не лучшие времена.

В тот злосчастный для непокорной редакции день в здании находилась охрана в лице двух пожилых вахтеров, дежурные по номеру, главный редактор и многочисленные компании журналистов, среди которых было много молоденьких женщин, засидевшихся за бутылочкой вина в кабинетах, отмечая полученный днем гонорар.

Около семи часов вечера около здания остановились три машины: серебристая «Ауди» и два микроавтобуса.

Боня провел полтора часа в ближнем Подмосковье, вербуя на привокзальных площадях всякое отребье. Ребята были готовы на все, причем за не очень большие деньги. Тем более что многим из них пришлась по душе возможность отвести душу на беззащитных москвичах, раздражавших их своим показным «богатством» и нежеланием делиться.

В «Ауди» находился Боня, а микроавтобусы были полностью забиты крепкими парнями, выросшими на задворках городской цивилизации.

За несколько дней до часа «икс» Боня провел предварительную разведку. Поэтому, когда он вышел из «Ауди», то знал, что ему делать, и сразу же махнул рукой, подавая знак находившимся в машине.

Парни высыпали наружу, как картошка из прохудившегося мешка. Одни держали в руках обрезки труб, другие арматурные пруты, третьи — ржавые монтировки или разводные ключи.

Боня оглядел здание газеты. Во многих окнах горели огни и видны были головы сотрудников. Кто‑то склонился над столом, заканчивая материал к следующему номеру, а кто‑то оживленно беседовал, разгоряченный купленной за «гонорарные» деньги водкой. Короче, все были при деле, и никто не подозревал о нависшей над ними опасности.

От стены здания отделилась тень и двинулась к Боне. Тихий голос сообщил:

— Шеф, с телефонами все в порядке, отрубил напрочь, а мобильники сами поразбивайте.

Оглядев свое «войско», Боня удовлетворенно хмыкнул и оглянулся на «ауди». Убедившись, что номер тщательно замазан грязью, он вставил два пальца в рот и пронзительно свистнул в сторону своей банды.

Парни радостно заорали, загоготали и засвистели в ответ. И через секунду стая озверевших от предвкушения крови парней ворвалась в здание, все сметая на своем пути.

Охрана полегла первой. Старички–вахтеры не успели привстать с шатающихся стульев, как тут же оказались под ногами улюлюкающей толпы, которая моментально затоптала их. По телам бедных пенсионеров прошлось множество ног. Старички даже не пытались что‑либо предпринять и остались лежать на полу недвижимые. Лишь один из них тонко и жалобно скулил.

А толпа понеслась дальше, растекаясь по этажам и далее — по кабинетам.

Кто‑то из журналистов выскочил в коридор, но тут же упал под ноги толпе, забитый железными трубами.

Люди пытались уклоняться от ударов, но тем самым лишь возбуждали ярость нападающих. Сила ударов утраивалась.

По всем этажам валялись тела, люди плавали в лужах крови, в последнем усилии пытаясь защититься, прикрывая головы, которые все равно пробивали ржавым железом.

Из кабинетов доносились вопли избиваемых сотрудников, напрасно пытавшихся соорудить подобие баррикад из столов и шкафов, но жалкая фанерная мебель не могла противостоять дикой, тупой силе. Все двери были выбиты, по зданию летали листы бумаги, доносился грохот разбиваемых компьютеров и прочей оргтехники.

Боня, не торопясь, брел по зданию и довольно улыбался. Убедившись, что вся техника приведена в полную негодность, а сотрудникам обеспечено долгое пребывание на больничных койках, Боня отдал приказ к отступлению.

Поначалу его не послушались. В здании еще оставались три–четыре группы насильников, которые уже несколько раз «пропустили» по кругу молоденьких сотрудниц газеты и все никак не могли остановиться.

Боня молча вытащил пистолет и пару раз пальнул в потолок. Насильники поняли, что с ними никто не собирается шутить и поспешили смыться, на ходу застегивая штаны и оставляя после себя истерзанные тела молодых сотрудниц…

Эта акция наделала такого шума, что несколько дней подряд только о ней и трубили во всех средствах массовой информации, всерьез заставив призадуматься скептиков.

Страх перед эпидемией продолжал успешно раскручиваться в прессе и на телевидении. Молоканов видел, что его денежки расходуются не зря.

Население бросилось к народным целителям, атаковало поликлиники, люди обрывали телефоны Министерства здравоохранения. Все хотели знать одно: когда же государство примет меры, чтобы обуздать грядущую эпидемию? Никто не хотел умирать.

Молоканов уже подумывал о том, что пора переходить к осуществлению следующего пункта плана и запускать информацию о Чжао Бине и его «чудесном» восточном средстве, которое поможет «от всего».

Но неожиданно появилась проблема, с которой нужно было срочно разобраться. И появилась с той стороны, с какой вовсе и не ждали.

Бывший приятель Сергея Дроканя Семен Бергис, с которым они вместе трудились когда‑то в агентстве «Факсинтер», был смертельно обижен невниманием со стороны своего друга. При распределении заказов на статьи о «чуме двадцать первого века» Дрокань то ли забыл о Бергисе, то ли специально обошел его с выгодной халтурой. Факт остался фактом — деньги прошли мимо Бергиса.

Все можно было бы повернуть назад, и Дрокань готов был подкинуть Семену работенку — две–три статьи, пару интервью, даже дать ему целую полосу, что тоже стоило немалых денег. Но Бергис заартачился, встал на дыбы, пошел на принцип, и Дрокань разозлился не на шутку: он просто послал бывшего друга к известной матери.

Бергис был из породы тех, кто мстил незамедлительно и как можно больнее. Он начал с того, что быстренько сварганил и опубликовал материал, в котором намекнул на то, что вся эта «атипичная истерия» финансируется из некоего таинственного источника. А лицом, являющимся распорядителем кредита и уполномоченным по средствам массовой информации от этого таинственного источника, был небезызвестный Дрокань, гений «желтой» журналистики.

Поняв, что ему одному не справиться, Дрокань кинулся за помощью к Молоканову. Сразу догадавшись, чем это может грозить, Аристарх, не раздумывая, тут же вызвал Боню и дал ему приказ немедленно «решить вопрос».