– Что ты хочешь, Лаур? – Взгляд тёмных глаз был бесстрастным, равнодушным и абсолютно пустым.

И мужчину это вполне устраивало, потому что порой эмоции – это такая непозволительная роскошь!

– Я хочу…

Корана аль Эйран

Это было непривычно.

Просыпаться в уютных, тёплых объятиях. Чувствовать ласковое прикосновение чужой магии, горячими, нежными волнами скользящей по коже. Ощущать биение чужого сердца под ладонью и знать, что оно бьётся в унисон с твоим. Да, это было непривычно.

Но правильно. Как же это было правильно!

Я улыбнулась, потёршись носом о ткань рубашки на груди моего дракона. Тонкий солнечный луч, прорвавшийся сквозь плотные шторы, осязаемо пробежался по моему плечу, вниз по руке и остановился где-то в районе запястья, согревая подрагивающие пальцы. И, глубоко вдохнув пряный, такой родной аромат чёрной рябины, я открыла глаза, поднимая голову. И задохнулась от нахлынувших чувств, глядя в лицо спящего мужчины.

Сеш’ъяр выглядел уставшим, но счастливым. Черты лица слегка заострились, в тёмных волосах серебрилась седина. И в то же время каким-то шестым чувством я понимала, что он спокоен и умиротворён. Мой дракон собственническим жестом прижимал к себе нас с сыном, умудрившимся втиснуться между нами, ревниво обнимая и меня. Дэни довольно сопел, уткнувшись носом мне в грудь и извернувшись так, чтобы ногами прикасаться к Сешу. А я…

Я улыбалась, то едва ощутимо касаясь кончиками пальцев лица любимого мужчины, то ероша волосы обожаемого сына. И чувствовала тёплый, щекочущий комочек в душе, приятно согревающий меня. Осторожно высвободившись из крепкой хватки своих мужчин, я села на край постели. Склонила голову набок, разглядывая умильную картину, от которой так гулко и часто билось сердце. Но так и не смогла перестать прикасаться к ним. Это было выше моих сил, выше моих желаний. А мальчишки, словно понимая это, оба подавались навстречу, тянулись за моей ладонью и тихо урчали. При этом ни один из них так и не проснулся.

Я вздохнула, наклонилась и коснулась губами лба сначала Сеш’ъяра, затем Дэни. А устроившись в изголовье кровати, продолжая поглаживать попеременно то супруга, то сына по волосам, тихо запела. Слова колыбельной, что пела мне мать когда-то давно, возможно, в прошлой жизни, всплыли в памяти сами собой.

– Баю-баюшки-баю… – В стоявшей тишине мой голос звучал непривычно мягко, с лёгкой хрипловатой ноткой. – Века долгого сулю… – Пальцы прошлись по спутанным прядям волос мелкого, расправляя их и убирая мешающий вихор со лба. Сын тихо вздохнул и улыбнулся, урча и прижимаясь к отцу. – Века долгого сулю… Века долгого… Да росту полного…

Тихий шорох из тёмного угла привлёк к себе внимание. Резко обернувшись, я машинально попыталась сплести печать, но лишь бессильно опустила руку, про себя проклиная непослушные, безвольные пальцы. Всё же вчерашние показательные выступления не прошли даром, и сегодня я хоть и не чувствовала себя беспомощной, но и противопоставить хоть что-то потенциальному вторженцу не смогу.

Шорох повторился вновь. И пока я оглядывалась в поисках хоть чего-нибудь, чем можно было бы запустить в неизвестного, незваного гостя, из-под шторы высунулся влажный чёрный нос. А вслед за ним раздалось такое знакомое и такое родное:

– Шур-р-р?

Узкая мордочка, покрытая серебристой шёрсткой, стоящей дыбом и искрившейся в косых лучах солнца. Золотисто-зелёные глаза с живым интересом смотрели по сторонам, пока не наткнулись на меня. Зверёк забавно чихнул, полностью выбираясь на середину комнаты и усаживаясь на ковре в круге света. Длинный хвост обвился вокруг лап, а пушистая кисточка на конце нетерпеливо постукивала по полу. Зверёк наклонил голову набок, щурясь и пофыркивая.

– Шурш… – тихо выдохнула я, медленно вставая и делая несколько шагов навстречу. Я опустилась на колени, протянув руки в сторону зверёныша, недоверчиво косившегося на меня. – Шурш…

Шур’шун вытянул мордочку, шевеля ушками и к чему-то сосредоточенно принюхиваясь. А я улыбалась, наблюдая, как он осторожно делает шаг, ещё один, ещё, обходит меня по кругу, продолжая обнюхивать. Хвост медленно покачивается из стороны в сторону, вальяжно следуя за своим владельцем. Наконец шур’шун уселся напротив меня, припал на передние лапы, прижав уши к голове, и недовольно рыкнул. После чего оглушительно чихнул, сморщив нос на незнакомый и неприятный ему запах, пропитавший всю мою одежду.

– Знаю, Шурш, – тихо откликнулась, протянув ладонь, но не пытаясь коснуться нежной шёрстки. – Чужим пахну, да?

Ещё одно низкое недовольное рычание и смешной, почти человеческий фырк. Хвост встал торчком, распушившись, как метёлка.

– Шур-р-р… – прозвучало задумчиво и недоверчиво.

Приняв для себя какое-то решение, зверёк коснулся прохладным влажным носом кончиков моих пальцев, прикрывая глаза и делая глубокий вдох… И с громким писком стремглав влетел в мои объятия, цепляясь коготками за одежду. Он крепко обвил меня хвостом за талию, положив лапы на грудь и спрятав мордочку в волосах. Зверёк пыхтел, фыркал, издавал такое родное, знакомое «шур-р-р»… И тёрся об меня всем своим телом, будто пытался вернуть мне привычный для него аромат, связанный с домом и семьёй.

Я зажмурилась, пытаясь сдержать рвущиеся наружу эмоции. Но всё же тихо всхлипнула, уткнувшись носом в нежную шёрстку. По щекам катились слёзы, прячась в серебристом шёлке, а пальцы сами собой привычно почёсывали нежившегося в моих объятиях зверька, который в ответ громко урчал и тыкался мокрым носом мне в шею.

– Шуршик… – прошептала я почти неслышно. Горло сдавило спазмом, а в душе разрастался ком из щемящей нежности и радости. – Пушистое ты нечто…

Шур’шун согласно фыркнул, отстранившись, и прошёлся шершавым языком по щеке, слизывая слёзы. Спрыгнул с рук, снова чихнул, забавно сморщившись. Потёр морду сначала одной, потом второй лапой. Мотнул головой и скрылся в том углу, откуда вышел, выдав предостерегающее «шур-р-р» в мой адрес.

Вернулся отцов любимец спустя пару минут, притащив в зубах небольшой бархатный мешочек из чёрной ткани, вышитой защитными рунами. Положил его мне на колени и ткнулся лбом в ладонь, громко, довольно урча. Он потёрся щекой и улёгся, пристроив морду и передние лапы рядом с мешочком.

– Гостинец? – Я машинально зарылась пальцами в шерсть на загривке, поглаживая довольно жмурящегося шур’шуна.

Тот одобрительно фыркнул, кисточкой коснувшись моей ноги, и посмотрел на меня с намёком, иногда кося хитрым глазом на принесённый им подарок. Ещё и оскалился довольно, начав мять меня передними лапами, аккуратно пуская коготки, легко пробивающие ткань и оставляющие едва ощутимые уколы на коже.

Тихо вздохнув, я перестала ласкать фырчащего пушистика, помедлила, нерешительно поглядывая то на щурящегося Шуршика, то на подарок, и всё же взяла в руки мешочек из тёмного бархата, стянутый шнурком из светлой кожи. Руны вспыхнули, выцветая и исчезая с поверхности ткани. А по коже прошлась волна властной, позабытой родной магии, вызывая невольную дрожь. Магии, принадлежащей моему отцу.