выйти с этим вопросом перед нашими крестьянами и расскажите им (аплодисменты в зале), что они не могут догнать Америку. Они расскажут вам, что такое сельское хозяйство, они расскажут вам, как надо руководить и как нужно работать в сельском хозяйстве…»

Под аплодисменты зала Косыгин громил своих прежних начальников. Получил от него и Максим Сабуров, член Президиума ЦК, первый заместитель председателя Совета министров, с которым Косыгин ездил в Варшаву на сессию Совета экономической взаимопомощи: «Я должен сказать, что его участие в СЭВ заключалось в том, что он сидел и молчал. Сообщение делали другие товарищи. Только когда председательствующий сообщил, что объявляется перерыв, и пригласил пойти выпить кофе в фойе, он руку поднял вот так (показывает) и сказал: у меня есть вопрос — горячий кофе или холодный? (В зале смех.)…Я уже не говорю о том, что у него не было хребта политического и он действительно никакой не деятель».

Когда начали обсуждать, какую меру наказания применить к «отщепенцам», Косыгин отмел либеральные предложения:

«Я считаю, что Молотова, Маленкова, Кагановича, Шепилова нужно вывести из состава Президиума и исключить из состава ЦК. Я думаю, что оставлять товарища Булганина вторым лицом в государстве после товарища Хрущева было бы ошибкой. Он человек мстительный и найдет пути свести личные счеты. Я считаю, его нужно из Президиума ЦК вывести и освободить от должности председателя Совета министров. Я думаю, что такой же участи должны быть подвергнуты Сабуров и Первухин…»

(Пройдет семь лет, и 13–14 октября 1964 года на заседании Президиума ЦК при обсуждении вопроса о снятии Хрущева Косыгин назовет стиль правления Хрущева «не ленинским» и поддержит группу, выступающую за его смещение.)

За проявленную «принципиальность» Хрущев отблагодарил Косыгина должностью заместителя главы правительства (в этом статусе он одновременно руководил и Госпланом — с марта 1959-го по май 1960 года). А когда в марте 1958-го Хрущев назначил себя председателем Совета министров, Косыгин стал его заместителем.

Кажется, никто из советской верхушки не сменил такое количество высоких и самых высоких должностей, как Косыгин. Он отличался умением сходу вникнуть в какое угодно дело, изучить его до нюансов, быть готовым ответить на любой вопрос начальника. Это была сталинская школа. Он вел блокноты. Записывал в них разнообразную информацию, которую следовало изучить и проанализировать, делал расчеты и выкладки. Обмануть его было трудно, он проверял каждую цифру. И все помнил. Память у него была феноменальная. Известен случай, когда Косыгин вышел на трибуну в Большом театре и вдруг обнаружил, что забыл дома очки. Он прочитал часовой доклад по памяти, ни разу не сбившись и ничего не перепутав.

Все, кто работал с Косыгиным, отмечали дотошность, с которой он готовился к заседаниям Президиума Совмина. Заседанию предшествовала процедура, именуемая «предбанник». Вот что она собой представляла. «Алексей Николаевич приглашал в свой кабинет всех специалистов, которые принимали участие в подготовке того или иного вопроса, — вспоминал Николай Дергачев, четверть века проработавший в группе финансов, кредита, денежного обращения и цен Управления делами Совета министров. — Мы рассаживались по обе стороны длинного стола. Косыгин предлагал высказать свои замечания или предложения, если таковые есть, а сам начинал читать проект постановления или распоряжения Совмина СССР».

Он мог быть и жестким. На одном из заседаний Президиума Совета министров кто-то из присутствующих заявил:

— Алексей Николаевич, если не будет угля, я остановлю завод.

Председатель Совмина отреагировал в сталинском стиле:

— Остановить завод вы можете, но пускать его будет другой министр.

Леонид Млечин, биограф Косыгина, описывает такой случай. Косыгин, увидев водохранилище, начал расспрашивать, сколько в нем воды и как она расходуется. Последовали сбивчивые и неуверенные ответы. Тогда предсовмина стал на глаз прикидывать площадь водной поверхности, множить полученное число на среднюю глубину подобных хранилищ и выдавать цифры, факты и рекомендации.

Шестнадцатого октября 1964 года на пленуме ЦК Брежнев был избран первым секретарем. После того как стихли аплодисменты, он произнес:

— Нам надо рассмотреть вопрос о председателе Совета министров СССР.

Кто-то, как было договорено, выкрикнул из зала фамилию Косыгина.

— Это совпадает и с мнением Президиума ЦК, — сказал Брежнев. — Других предложений нет, товарищи? Я голосую. Кто за то, чтобы рекомендовать Президиуму ЦК назначить председателем Совета министров СССР товарища Косыгина Алексея Николаевича?..

Назначение Косыгина главой советского правительства на все лады комментировала западная пресса. Общий тон публикаций был, скорее, одобрительным. Вот что писал в те дни американский журнал «Ньюсуик»:

«Косыгин — новый тип советского руководителя, не столько идеолог, сколько практик… Человек такого типа мог бы возглавить крупную корпорацию вроде “Форда” или “Дженерал моторе”, но не кажется способным руководить политической партией. Он, возможно, будет рассматривать проблемы с точки зрения фактов, прагматически и логически… Косыгин поднялся наверх главным образом благодаря своей абсолютной преданности любому делу, которым он занимался, начиная с работы на ленинградской текстильной фабрике. Пристрастие Косыгина к логике будет, несомненно, полезно для русской экономики, да и во многих других областях оно окажется новшеством».

На посту председателя Совмина Косыгин находился 16 лет — дольше, чем кто-либо до или после него.

К работе Косыгина во главе правительства Брежнев относился ревниво. Отношения их были натянутыми.

«Будучи самодовольным и тщеславным, Брежнев не мог не ощущать свою слабость в экономических проблемах и поэтому испытывал к высокому авторитету Алексея Николаевича Косыгина, возглавлявшего правительство, плохо скрываемую зависть, — рассказывает Байбаков. — <…> Косыгин реальнее других представлял истинное положение дел и был поглощен поиском доходов, способных пополнить бюджет. Зная, что, помимо расходов на военные нужды, нам приходится помогать левым и коммунистическим партиям и разным странам в ходе противоборства с Западом, он предлагал быстрее развивать добычу алмазов в Якутии и ускорить ввод в действие нефтегазового комплекса Тюменской области. И был противником проекта переброски северных рек на юг Европейской части страны. Очень осторожно подходил к строительству атомных станций. В вопросах планирования и решения государственных задач мы с ним придерживались одинаковых позиций, и чувствовалось, что Алексей Николаевич относился ко мне доверительно, хотя в душе считал меня “брежневцем”. Однако я очень редко бывал у Брежнева без Косыгина. Может быть, поэтому, когда мы входили в кремлевский кабинет, Леонид Ильич критически глядел мне в лицо, считая меня “косыгинцем”».

О ревнивом отношении Брежнева к Косыгину говорит и Владимир Новиков, в 1965–1980 годах зампред Совмина СССР. Он подробно рассказывает, как после командировки в Италию Косыгин предложил построить с помощью итальянцев завод легковых автомобилей. «Алексей Николаевич хотел съездить в Тольятти, — вспоминает Новиков, — и был очень обижен, когда Брежнев его туда не пустил. Леонид Ильич хотел первым