— Привет, — нехотя буркнул черноглазый Шпон, остальные только мрачно посмотрели в сторону Нумизмата. Автобус подкатил словно по заказу — ровно в восемь, и разговор продолжился уже по дороге.

— Что это ваше начальство сменило гнев на милость? — шепнул Силин на ухо своему соседу, все тому же Шпону.

— Димку позавчера убили, — тихо ответил парень, упорно глядя в окно.

— Да ты что?! — очень похоже изобразил удивление Нумизмат. — Кто?

— Да кабы знать! Наркоман какой-нибудь. Отправили парня в магазин, и все, нету, зарезали. Денег-то было шиш да маленько, а кто-то позарился, аж карманы все вывернул! Менты, суки, достали! Им лишь бы придраться, что в Москве без прописки живём. А тут ещё рыжий, гад, не хочет Димку домой отправлять, здесь, говорит, похороним, дешевле будет. Я предложил ребятам скинуться по тридцать долларов, никто не согласился, а у парня там мать осталась, брат маленький.

— Ну, тридцать долларов это не очень и много, — удивился Михаил, — чего они жмутся-то?

Теперь Шпон зверем посмотрел уже на Силина.

— Это для вас, москалей, не много, а у нас семью можно месяц месяца на них кормить!

После этих резких слов парень отвернулся к окну и замолчал.

«Черт его знает, что ему надо? И так и эдак — все для него плохо», — разозлился Силин и оставшуюся часть дороги к соседу уже не приставал.

Прораб был уже на месте. За руку поздоровавшись с Нумизматом, он мотнул головой в сторону сторожки и предложил:

— Пойдёмте, я вас запишу.

По ходу дела Паршин объяснял условия труда и оплаты.

— Деньги в конце недели, но сразу предупреждаю вас, что и работы тут осталось тоже примерно на неделю.

Паршина удивило, что новый рабочий проявил некоторое безразличие к сумме будущего заработка, но отнёс это к общей сдержанности характера.

— И спецовку сейчас на вашу фигуру не подберёшь, — закончил прораб введение в курс дела.

— Да ладно, я могу и так, дайте только на голову что-нибудь да рукавицы, — заверил нового начальника Силин.

Поначалу в бригаде Михаил занял место покойного Димки: подай, принеси, свари чай. Но длилось все это буквально до обеда. Затем Паршин и бригадир решили посмотреть нового человека на более сложной работе. Пробным оселком послужила все та же злополучная голубая ванная. «Мадам» снова передумала и решила отделать её мрамором. Глядя, как Силин с виду неторопливо, но аккуратно и точно кладёт плитку за плиткой, оба его начальника не сказали ни слова, только переглянулись. Взгляд рыжего выражал некоторую досаду, Паршин же откровенно торжествовал.

— Тебе Шпона оставить в подмогу? — спросил он Михаила.

— Зачем? Яйца чухать? Один управлюсь, — довольно резко отозвался Силин.

— Ну, как хочешь, — пожал плечами прораб.

Примерно через полчаса после этого Паршин, Шалим и рыжеусый Мирон куда-то уехали на машине прораба. Силин пришёл за раствором, но спрашивать у хмурого Шпона, занявшего его место у бетономешалки, ничего не стал. Вернулись все трое к самому ужину, подавленные и мрачные.

— Все, похоронили Димку, — сказал Шалим, заходя в вагончик. При этом он покосился на взрывного Шпона, тот передёрнулся всем телом, но промолчал. К удивлению Нумизмата, бригадир достал из сумки три бутылки водки, сказав при этом:

— Ну что, помянем пацана, пусть московская земля будет ему пухом.

Пить Силину не хотелось, но он знал, насколько болезненно подозрительны простые работяги к таким, как он, трезвенникам.

— А что вы так долго? — спросил рыжего кто-то из рабочих после поминовения.

— В ментовку опять заезжали, — пояснил бригадир, морщась, — так и хотят нам это дело пришить. Все интересовались, не держал ли на Димку кто зла, не было ли в тот вечер в общежитии драк. Эти придурки в нашей комнате даже шмон навели. Все следы крови искали.

Возмущению работяг не было предела. Наконец взорвался и Шпон.

— А может, у меня там тысяча баксов лежит, какое они имеют право! — заорал он.

— Откуда у тебя, голодранца, тысяча баксов? — окрысился Шалим. — А право они имеют. Прописки у нас нет, регистрации тоже. Да не возбухай ты! Присматривали мы там, чтобы никто из них ничего не стырил.

В этот момент в вагончике появился прораб.

— Васильич, помянешь Димку? — спросил бригадир, поднимая бутылку с остатками водки.

— Нет, я же за рулём. Насчёт переезда решили что?

— Пока с парнями не говорил.

— В общем так, мужики! В сроки мы явно не успеваем, есть предложение распроститься с общагой и переехать на эту неделю сюда. Работать будем не по часам, а по необходимости. Питание четырехразовое. Ну, как вам такая идея?

— А из общаги нас все равно пнут, сегодня уже комендант подходил, — меланхолично заметил рыжий.

— Куды ж деваться-то. Гроши нужны, працать буде як тэ робы в Египте, — за всех отозвался Мирон.

— Ну хорошо, сейчас приедет грузовик, Шпон, ну и… Сергунчик! Сьездите за вещами. — Прораб обернулся к Силину: — Ну, а ты как, Дмитрич, на все это смотришь?

— Да никаких проблем. Сейчас только позвоню своей.

Пока Паршин раздавал во дворе последние указания, Силин в его кабинете воспользовался телефоном:

— Надя! Здравствуйте, это Михаил. Я больше не приду, можете сдавать комнату другим.

— Хорошо, — по дрогнувшему голосу женщины Михаил понял, что она огорчена. — Спасибо, что позвонили.

— Всего хорошего, до свидания.

Последние слова слышал и подошедший прораб.

— Как ты с ней вежливо. Строгая, что ли, супруга? — спросил Паршин.

— Да она мне не жена, так, сожительница, — невозмутимо отозвался Михаил и, чтобы пресечь все разговоры о личной жизни, быстро покинул сторожку.

И потекли для него дни, как в той песне: «на бои похожие». Каждый из них был и бесконечен, и краток, как мгновение. В шесть утра рабочие уже вставали, в семь, после кружки крепкого, как хина, чая вовсю трудились, в девять привозили завтрак. Особых разносолов не было, это отметил даже неприхотливый в еде Силин.

— Из заводской столовой, что ли, жратву возят? — спросил он как-то за ужином.

— Вот именно, с мебельной фабрики. Одно и то же полгода, в глотку уже не лезет, — пробурчал штатный ворчун Шпон.

— Эх, а я два года назад у одной актрисы ремонт делал, вот она нас кормила! — вздохнул Сергунчик. — Пельмени, салаты, отбивные. А на отвальную и бутерброды с чёрной икрой не пожалела. Мы ей квартиру как игрушку отделали.

— Что за актриса-то?

— Да не помню я фамилии, Людой зовут. В кино часто снимается, в театр нам билеты давала, мужики-то пошли, а я нет.