Но когда он проснулся и увидел Теда на соседней койке, то встревожился не на шутку. Лицо друга представляло собой сплошной кровоподтек, руки и ноги были в запекшейся крови. Убедившись, что друг дышит, Джастин чуть успокоился.

К врачу Тед идти отказался. Три дня он провел взаперти, практически не вставая с постели. На четвертый день отек с лица почти сошел, и Тед начал выбираться, надев темные очки. Вскоре он и хромать перестал. Никто, кроме соседа по комнате (и, разумеется, пятерых отметеливших его трусливых подонков), так никогда и не узнал, что случилось той ночью на третьем этаже здания братства Фи Сигма Каппа.

1994

С того эпизода у Теда началась полоса неприятностей, которые лишь частично были его следствием. Он стал еще более угрюмым и замкнутым, что не могло не сказаться на его карточных успехах – в покер выигрывают харизматики и ловкие манипуляторы, – а также на отношениях с Джорджией. Они постепенно отдалялись друг от друга, не особенно горюя по этому поводу. Джастин со свойственным ему тактом не лез к нему с вопросами, чувствуя, что лучше оставить друга в покое.

Худшее случилось дней через пять, когда Теду позвонила тетя Одри, сестра отца. Она была единственной из отцовской родни, с кем он изредка общался, хотя раньше она никогда не звонила ему в кампус. Услышав ее потерянный голос, он подумал, что с отцом беда, но, честно говоря, даже обрадовался: они не виделись уже лет пять, и Тед нисколько от этого не страдал. Однако выяснилось, что Фрэнк Маккей не умер и не попал в аварию, а всего лишь воспылал желанием встретиться с сыном, для чего прибег к посредничеству Одри. За последние десять лет Фрэнк превратился в преуспевающего торговца зерноуборочной техникой и теперь вбил себе в голову, что должен сблизиться с сыном.

Тед имел глупость ему позвонить.

Отец сказал, что приезжает в город на какое-то собрание и навестит Теда в кампусе. Тот, разумеется, отказался наотрез, взамен пообещав, что сам заедет к нему в мотель. От одной мысли, что отец явится в университет, Теда буквально выворачивало. Он решил увидеться с ним, чтобы раз и навсегда положить конец его жалким попыткам завоевать первенство в конкурсе «Отец года».

Тед припарковался возле скромного мотеля «Лоунли Пайн», но остался сидеть в машине. В окне номера 108 виднелся силуэт мужчины. Тед узнал отца. Тот ходил по комнате, раскладывая какие-то вещи. Тед вышел и постоял у окна, слушая птичий щебет: казалось, пернатые пытались предостеречь его от роковой ошибки. Дверь внезапно открылась.

– Тед! Сынок! Как я рад тебя видеть.

– Привет.

Отец здорово поседел с их последней встречи, но все же выглядел лет на десять моложе своего возраста: все те же резкие черты лица, такой же подтянутый и загорелый, как в те времена, когда работал уличным торговцем. Тед взглянул ему в глаза, потому что еще подростком усвоил: что бы ни говорил этот человек, верить ему нельзя. Если хочешь узнать правду, попробуй прочитать ее в паре крохотных ярко-синих радужек. И сейчас они без слов сказали ему: я умнее тебя.

Фрэнк шагнул к сыну, намереваясь его обнять. Тед вытянул вперед руку и отступил на шаг:

– Не надо, папа.

Тот поднял ладони, уступая.

– Проходи, пожалуйста.

Долго задерживаться у отца Тед не собирался.

Комната была маленькая. Когда Тед наблюдал за отцом с улицы, тот распаковывал чемодан, который теперь лежал пустой на кровати. Под телевизором, подвешенным высоко на кронштейне, стоял столик с двумя стульями. Фрэнк присел и жестом предложил сыну присоединяться.

– Тед, нам надо поговорить.

И то верно.

Тед не сводил глаз с безобразной картины на стене. – Я не хочу, чтобы ты приезжал ко мне в кампус.

Никогда.

Фрэнк ответил не сразу:

– Если не хочешь, не буду.

– Отлично.

Снова повисло напряженное молчание.

Тед не стал спрашивать, о чем отец собирается с ним говорить: пусть сам проявляет инициативу.

– Что у тебя с лицом? Подрался в университете? Тед машинально поднес руку к щеке. Лицо у него полностью зажило, если не считать незаметного синяка на левой скуле. Он стал вспоминать, не проболтался ли тете Одри. Нет, точно нет.

– Я не дерусь, – сухо отрезал Тед.

– Тетя Одри говорит, у тебя отличные оценки.

Она показала мне фотографию Джорджии, твоей девушки…

Фрэнк замолчал, ожидая реакции Теда.

– Я твой отец… Естественно, мне хотелось бы… – Если ты будешь и дальше выпытывать у тетки, чем я занимаюсь, добьешься того, что я и с ней перестану разговаривать.

Фрэнк печально вздохнул.

– Что случилось, Тед? – спросил он, слегка наклонившись к сыну. Он протянул было к нему руку, но тут же ее отдернул. – Мы ведь были одной командой, помнишь?

Тед помотал головой.

– Помнишь, как мы ездили на турниры по шах… – Прекрати. Нечего обсуждать прошлое. Мне давно все ясно. Я не о том, что ты изменял маме с той женщиной, потому что считаю, что тем самым оказал нам огромную услугу.

– Я как раз думаю, что о прошлом говорить надо. Иначе не на чем строить настоящее.

– Гениально. Это, случайно, не мудрое изречение с пакетика сахара? Нет у нас никакого настоящего, и нечего строить. Единственное, о чем нам надо договориться, так это о том, что с сегодняшнего дня мы с тобой перестаем видеться. Понятно?

Фрэнк опустил голову.

– Тебе надо проститься с прошлым, – сказал он, глядя в пол. – Ты взрослый, и я не буду давать тебе советов, но я знаю, что говорю.

– Не морочь мне голову. Ты имеешь в виду не прощание, а прощение. Ты хочешь, чтобы я простил тебя. За то, что ты бил меня и маму. За себя простить или за маму?

– Не говори так.

– Извини, но по-другому не получится. Но дело даже не в прощении. Дело в том, что у меня нет никакой охоты общаться с типом, который бил мою мать за то, что она рассыпала соль или сунула в холодильник ботинки потому, что из-за болезни не соображала, что делает.

– Ты прекрасно знаешь, что она делала не только это… – В голосе Фрэнка мольба смешивалась с яростью.

– Конечно. Она ведь была больна!

Фрэнк сжал губы, потом поднес руку ко рту и начал покусывать ноготь.

– Я попросил у тебя прощения. Большего я сделать не могу. Она была больна, а я… Я не знал, как с этим справиться. Справлялся плохо. Но это послужило мне уроком: я научился решать проблемы по-другому.

Тед покачал головой. Отец всегда ухитрялся встать в позу жертвы.

– Папа, меня не интересует, почему все так происходило. И понять тебя я не рвусь. Жить с мамой все эти годы пришлось мне. Я видел, как ей становилось все хуже, а ты сбегал. И если ты думаешь, что на нее никак не подействовал твой уход, знай, что это не так. Если ты думаешь, что ни в чем перед ней не виноват, то я тебя разочарую. Каждый твой удар и каждый упрек наносили ей непоправимый вред. Ты в ответе за это.