старушка, сморщенная и скрюченная. Баба-Яга без ступы и избушки на ножках. Хотя откуда мне знать, что там у нее в лесу спрятано, если она такие вот философские сентенции выдает.

— Мудрая женщина верно говорит, — подхватил главный дедушка. — Дружба с тобой сделала и тебя и нас сильнее. И она не разорвется. Этот остров и эта вода — малая часть нашей земли. На ней довольно места, чтобы друзья встретились, а враги потерялись. Приходи к нам, Белый Волк. Голосом всех родов говорю я: ты не уйдешь без подарков!

Ух ты. Что это, если не расширенное торговое соглашение?

— Дарить друзьям — великая радость! — заявил я. — Лучший подарок — знать, что наша дружба по-прежнему крепка!

И отдельное удовольствие: знать, что кирьяльские меха и прочее пойдут ко мне, а не к свейским торговцам.

Но дружба была не единственным прощальным подарком лесовиков. Та кирьяльская молодежь, что ходила со мной в вики, оставалась со мной. А к ней — еще восемьдесят девять лесных стрелков. Большая часть тех, кто когда-то проходил обучение с Бури и его помощниками.

И это было прекрасно, потому что теперь я могу забрать с собой оба трофейных драккара. И под моей рукой будет больше двух сотен бойцов, а таким далеко не каждый здешний князь может похвалиться. А ведь это еще не все. Еще сотня с хвостиком на Сёлунде. Да я не князь уже, а полноценный конунг.

— Как думаешь, может, мне теперь не ярлом, а князем именоваться? — спросил я Зарю.

— Как бы ты себя ни назвал, я тебя люблю, — проговорила Заря, явно думая о чем-то другом.

О чем, интересно? Какая-то она в последнее время… Не такая. И трэль этот, который за ней хвостиком таскается. Случись подобное во время, в котором я родился, уже взревновал бы. Молодой красивый парень, у которого только одно желание: угодить моей жене. Это навевает…

Но не в эту эпоху. Приревновать к холопу — все равно что к псу приревновать за то, что хозяйкины руки лижет.

И все-таки зачем ей бывший отрок? Для повышения статуса? Показать свою власть? Парень-то дружинником был. Еще и варяжского происхождения.

Нет, с Зарей определенно что-то не так. Или — так?

— Скажи, сердце мое, а ты не беременна?

— Кровей не было уже два месяца.

И — тем же рассеянным тоном. Словно безделица какая.

Вот не зря говорят: чужая душа — потемки. Особенно душа женщины. А уж душа беременной женщины…

А может, все совсем просто объясняется.

У нас же — глобальный переезд. Пять дней на то, чтобы забрать все, что можно и стоит забрать, и свалить отсюда, оставив упрямому свейскому конунгу разор и пепелище. А хозяйка у меня кто? Заря. Вот то-то.

* * *

Насчет пепелища — не шутка.

С кормы замыкающего наш караван трофейного драккара я глядел на клубящийся над Замковым островом черный дым и знал, что, когда к нему подойдут корабли конунга Эйрика, здесь будет именно пепелище. Ни пристани, ни корабельных сараев, ни самой крепости. Только много-много пепла для удобрения островных огородиков.

Ничего. Захочет конунг — новую построит.

А там, глядишь, я сюда наведаюсь и опять пожар устрою. Не вечно же Эйрик будет здесь свой боевой флот держать? Нет, я это место непременно еще разок навещу. Из принципа. Путь, конечно, неблизкий, но это так прибыльно. Воевать со свеями. И драккар, на палубе которого я стою, тому доказательство.

А пока прощай, ярл Ульф Хвити, здравствуй, князь плесковский Улеб Белый. Счастливого пути!

Эпилог

Плесков. Месяц спустя

Заря аккуратно соскользнула с ложа. Муж спал чутко, как и положено воину. Просыпался от шороха, от дуновения. Не этой ночью. Вечером она добавила ему в питье немного сонной настойки. Совсем чуть-чуть. Чтобы спал крепче. Он не должен знать. Это только ее дело. Ее и Молниерукого.

Он и не проснулся. Любимый…

Заря полюбовалась им немного, потом сняла с шеи крестик со Спасителем, поцеловала, прошептала: «Тебе не надо это видеть», и спрятала в шкатулке с самоцветами.

Чтобы облачиться, ей потребовалось больше времени, чем обычно. Настойка настойкой, а шуметь не стоило.

Бишка спал на полу в десяти шагах от дверей.

Заря пихнула его ногой.

— Вставай. Тихо. Иди за мной.

Холоп, позевывая, поплелся следом.

Они вышли из дома, пересекли двор.

— Отпирай, — велела Заря караульщику.

Тот подчинился, не споря и ни о чем не спрашивая. Княгиня же.

Тропинку, что вела к священной роще, Заря знала, как свою ладонь. Бишка шел за ней. Хорошо шел, не топотал. Все же до того, как стать холопом, он был воином и варягом. Как раз тем, кто был ей нужен.

Волчье солнце взошло, когда они достигли подножия холма. Встало внезапно над краем неба и прогнало тьму.

Заря остановилась. Протянула Бишке склянку:

— Пей.

— Зачем? — насторожился холоп.

Заря приучила его к повиновению. Скажет «лижи сапог» — вылижет. Но сейчас холоп, видно, что-то почуял.

— Пей!

Она шагнула вперед, Бишка попятился и отступал до тех пор, пока не уперся спиной в древесный ствол.

Заря стояла вплотную к нему. Так близко, что ощущала его тепло. И запах тоже. Запах его и выдавал: выглядел Бишка как воин, но от воина не должно пахнуть так. Страхом и вожделением. Страхом — больше.

Заря погладила его по щеке, по мягкой редкой поросли. Перестав быть варягом, бриться Бишка тоже перестал.

— Пей, — сказала она почти ласково.

Холоп сглотнул слюну… И разом проглотил зелье.

— Сядь, — велела Заря. — И пой. Все равно что. Только тихо.

Пел Бишка плохо, но Заре нужно было понять, когда подействует зелье.

Как только голос холопа превратился в невнятное бормотание, Заря подняла его и погнала вверх по тропе.

Теперь Бишка шел по-другому: тяжело ступая, то и дело останавливаясь. Он и без зелья был ленив, а опоенный стал похож на снулую рыбу. На слова почти не реагировал, приходилось подкалывать ножом, чтобы шевелился.

Но вот тропка закончилась.

Последний шаг — и Заря увидела Перуна. Свет луны падал на руки бога. Тени от узорчатой дубовой листвы играли на его лице, отчего оно казалось живым. Огромное суровое лицо высотой в три локтя.

— На колени! — велела Заря Бишке.

Бишка не шевелился. «Завис», как говорил в таких случаях муж.

Пинок под колено привел холопа в нужное положение.

Заря положила ладонь на руку Перуна. Шершавая древесина была немного липкой, как живой сосновый ствол.

— Ты сказал, что в твоем строю для меня нет места, — сказала богу Заря. — Вот. Погляди на него. Он был твоим воином. Теперь нет. Место освободилось, и оно мое по железному праву.

Перун молчал.

— Погляди на него, — повторила Заря. — Он больше не воин и никогда им уже не станет. Чего ты еще хочешь?

Над ее головой зашелестела листва. И тут же с озера донеслось хлопанье крыльев и пронзительный вопль схваченной хищником птицы.

— Кровь? — догадалась Заря. — Ты хочешь его кровь?

Ей показалось, что дерево под ладонью немного потеплело.

Заря задумалась. Убить холопа легко. Но понравится ли Молниерукому, если она зарежет Бишку, как овцу? И может ли эта овца