Старик победоносно взглянул на нас и провозгласил:

– И лишь я подозревал все это время, что Вулк не только выжил в ту ночь, но и благополучно выбрался через леса и горы, сквозь ненастье и снегопад к городу, откуда уехал в неизвестном направлении. Наверняка он долго хохотал, читая о собственном расстреле, понимая, что это индульгенция. Для всего мира он был мертв, а это значило, что он мог начать все заново! Я ждал повторения кровавых убийств, но их все не было и не было. Я решил, что Вулк умер от ранений или заработанного в результате побега воспаления легких. Или он решил затаиться и изменить способ умерщвления. Но он принадлежит к дикой породе хищников, которые рано или поздно опять отправляются на охоту. И вот я дождался – двадцать лет спустя Вулк снова убивает! Честно говоря, я горжусь им!

Я передернула плечами и заметила:

– Господин Клопперс, благодарим вас! Однако нам пора! – Я схватила Киру за руку и потянула в коридор, бормоча: – Не могу ни секунды больше находиться в обществе этого умалишенного.

– Даночка, – зашептала в ответ профессор, – он должен поставить свою подпись под этим рассказом! Это – наш козырь!

Я согласилась, и мы вернулись в гостиную. Старик со странной улыбкой застыл в кресле, кончик сиреневого языка высунулся изо рта, с нижней губы капала кровавая слюна.

– Прекращайте дешевый театр, – сказала я, подходя к Брониславу Клопперсу. – Или вы думаете, что мы снова поддадимся на вашу уловку, господин палач? Вы обещали, что подпишете свои показания. Кира Артемьевна быстро запишет их, у вас найдется бумага и ручка?

Старик молчал. Рассердившись, я тряхнула его за плечо со словами:

– Клопперс, это вам не Хэллоуин!

Палач сполз с кресла на пол. Профессорша, ахнув, метнулась к нему. Я помогла ей уложить старца на грязном полу. Кира расстегнула рубашку и приложила ухо к его груди.

– Мне кажется… – прошептала она. – Мне кажется, что на этот раз он не паясничает. Господин Клопперс, вы меня слышите? Мы должны помочь ему! – закричала Кира. – Вы будете вентилировать ему легкие, а я – делать непрямой массаж сердца! Мы спасем вас, Клопперс!

Представив себе, что мне придется прикоснуться к обвислым окровавленным губам бывшего палача, я ощутила рвотные позывы и заявила: «Я не умею!»

– Этого не надо уметь! – завопила Кира. – Он же умирает!

– Он уже умер, – ответила я. – Даже если мы его реанимируем, ему долго не протянуть, он же сам сказал, что врачи отвели ему всего пару месяцев.

– Врачи часто ошибаются, – упрямо твердила Кира, колошматя старика по груди. – Господи, я же ни разу этого не делала с институтских времен!

– Кира Артемьевна, тогда вы можете повторить это без боязни, – заметила я с неподобающей христианке злобой. – Клопперс помер, туда ему и дорога. Я не встречала еще более отвратительного субъекта. По сравнению с ним и Вулк Климович – душка!

Кира с вздохом поднялась с пола и печально заметила:

– Увы, я вынуждена признать вашу правоту, Даночка. Господин Клопперс скончался. Но у нас нет его письменного признания!

– Не думаю, что оно понадобится, – ответила я. – Кира Артемьевна, не забывайте о поезде. Мы провели у старика два часа. Пора собираться в Экарест – ловить Климовича Вулка, живого и невредимого, чудом сбежавшего двадцать лет назад из тюрьмы за два дня до расстрела!

Профессор заметила:

– Однако перед тем как мы уйдем, необходимо вызвать «Скорую помощь». Оставлять Клопперса мертвым на полу тоже нельзя. Иначе его обнаружат через много месяцев, а то и лет, превратившегося в мумию.

Кира набрала номер «неотложки» и сообщила, что она соседка Бронислава Клопперса, зашедшая к нему с визитом, обнаружила его мертвым на полу. Продиктовав адрес, Кира положила трубку.

Я в последний раз посмотрела на палача, который с кровавой пеной у рта лежал на полу собственной гостиной. Жалость к палачу пропала, он был мне отвратителен.

Мы выскользнули из дома и отправились пешком в сторону центра. Когда мы сворачивали на соседнюю улицу, местность огласило завывание сирены – мимо нас протрясся автомобиль «Скорой помощи».

– Нам нужно поторопиться, поезд в столицу через час с небольшим, – сказала я Кире. И мы быстро зашагали к вокзалу.

Марек с интересом осмотрелся – он впервые был в квартире у инспектора Кранаха. Его бывший начальник обитал в старом трехэтажном доме из желтого кирпича, где снимал большую квартиру. Кранах сам позвонил стажеру, чтобы узнать о последних событиях в полицейском управлении, и пригласил его заглянуть на огонек.

Молодой человек расположился в зале – кожаная мебель, выцветший ковер, книжные полки, заставленные разноцветными томами, масса компакт-дисков, пара фотографий на стенах (лопоухий молоденький Кранах с дипломом в руках, возмужавший Кранах в парадной форме инспектора полиции, насупленный Кранах за рулем старого «Паккарда») и небольшой телевизор. Инспектор поставил перед Мареком бокал грейпфрутового сока и спросил:

– И что же намеревается предпринять Лемм?

Марек, который терпеть не мог нового шефа, в подробностях рассказал обо всем, что ему известно. Кранах, закрыв глаза, внимательно слушал его. Когда Марек закончил, Фердинанд сказал:

– Отличная работа, мой друг! Если Лемм думает, что таким способом сумеет поймать Вулка, то жестоко ошибается.

– Откуда вы знаете, господин инспектор, что это у него не получится? – спросил осторожно Марек.

Кранах странно улыбнулся и ответил:

– Я уже много лет имею дело с разнообразными маньяками, а Лемм все это время работал в управлении и общался с прессой. Не исключаю, что он умеет говорить то, что надо, но следователь он никудышный. Вулк чрезвычайно умен, и я горжусь, что имею дело с подобным субъектом. Мне пока не до конца ясен его мотив…

– Он убивает женщин легкого поведения, потому что хочет их убивать, – предположил Марек. – И вообще, господин инспектор, как вы объясните наличие отпечатков пальцев и ресницы Вулка Климовича на месте преступления. А его почерк? Значит ли это, что…

– Что Климович воскрес из мертвых? – спросил изменившимся тоном Кранах. Он прошелся по комнате и ответил: – Я не верю в то, что души злодеев возвращаются, и еще больше я не верю в возвращение тел. Климович расстрелян, следовательно, мы должны искать рациональное объяснение. Что меня более всего смущает – убийца в обоих случаях был в перчатках, и, кроме фрагментарных отпечатков на скальпеле, никаких следов обнаружено не было. Спрашивается – зачем Вулк снял перчатки и прикоснулся к скальпелю? А в случае с ресницей, которая, как установила экспертиза, содержит генетический материал Климовича – неужели наш убийца не заметил этот волосок? Он был очень хорошо виден, как будто его намеренно оставили в коробке! Кто-то хотел, чтобы на месте преступления остались следы, которые ведут к Климовичу! Спрашивается только: с какой целью?