Мир, братья, — сказал он ровным голосом и посмотрел на Сейрола.

— Ты огласил серьезную жалобу, друг. Теперь я хотел бы услышать ваши доказательства.

Епископы обменялись взглядами, и на раскрасневшемся лице Сейрола промелькнуло выражение замешательства. Они считали высказанные обвинения очевидными и не ожидали прямого вызова. Надменные и самодовольные всегда готовы увидеть соринку в чужом глазу, не обращая внимания на бревно в своем собственном. Сейчас они уже не выглядели такими уверенными.

— Я жду, — поторопил их Артур. — Где ваши доказательства?

— Остерегитесь, злобные жрецы, — предупредил я, выступая вперед. — Вы стоите в присутствии человека, чья честь безупречна, но вместо того, чтобы хвалить его, как должно, вы изрыгаете гнусную клевету. Позор вам! Будь вы людьми чести, пали бы ниц и просили прощения за свои прегрешения. Будь вы истинными служителями Христа, вы поступили бы так же. — Я воспользовался голосом Истинного Барда. Воздух завибрировал. — Просите милости у царя царей на земле. Он правит по праву, данному Царем Небесным. Преклоните колени перед ним, ибо истинно говорю вам: готовы ли вы расстаться с вашими бесполезными жизнями?

Так с ними еще никто не говорил, и монахи замерли от ужаса. Однако собственная важность не давала им услышать правду в моих словах.

Епископ Сейрол, взбешенный сказанным мной, безрассудно бросился в бой.

— Ты требуешь доказательств? — воскликнул он. — Вот они, стоят перед тобой, о, король!

Епископ опять потряс своим посохом. Я уже готов был ответить клеветнику-монаху, но его посох обратился не ко мне. На этот раз несправедливая честь досталась Гвенвифар.

— Смотрите! — голос епископа сорвался на визг. — Вот она стоит бесстыдно перед всеми. Какие еще нужны доказательства?

Надо сказать, он сумел ошеломить и короля и королеву. Природа обвинения осталась для них непонятной, но не для меня. Я точно знал, на что намекал грязный церковник.

— Ради Бога, приятель, — резко посоветовал я ему, — отойди подальше и помолчи.

— Я не отступлю! — Сейрол ликовал. Он вообразил, что выиграл дело, и решил закрепить свою победу. — Эта женщина — ирландка! — торжествующе воскликнул он. — Чужеземная язычница! Твой брак с ней, король, противоречит закону Божьему. Раз ты рядом с ней, значит, уже осужден!

Воодушевленный примером Сейрола, в спор вступил Петроний.

— С начала мира, — заявил он, — в Британии не бывало чумы, пока ты не стал королем и не взял эту язычницу ирландку в королевы.

Непонятно, что с его точки зрения было хуже: то, что Гвенвифар была язычницей, то, что она была ирландкой; или то, что она была женщиной.

Обвинения поддержал епископ Дарок.

— Это Божий суд над нами за преступления безнравственного короля. Закон Божий пребывает во веки, а Его наказание не медлит!

Вопреки их ожиданиям, Артур оставался спокойным и серьезным. Он ответил таким ровным и сдержанным голосом, что у тех, кто хорошо его знал, похолодели руки.

— Честно признаюсь, я не знаток Священного Писания. Я тратил жизнь на другие дела.

— Ага! На раздоры и кровопролития, — усмехнулся Петроний, но тут же притих, стоило Артуру шевельнуть бровью.

— А теперь скажи мне, — продолжал Артур, слегка повысив голос, — разве не грех лжесвидетельствовать против брата?

— Это всем известно, — самодовольно ответил Сейрол. — По закону Божьему осуждены те, кто меняет правду на ложь.

— И не призывает ли тот же самый закон, на который ты сослался, изначально присмотреться к обвинителю: не лжет ли он?

— Не думай использовать великое учение в свою защиту, — усмехнулся Сейрол. — Я причастился на рассвете, и нет во мне никакого греха, который можно было бы вменить мне в вину.

— Точно нет? — переспросил Артур, и голос его напоминал отдаленный раскат грома. — Тогда послушай меня, дерзкий монах. Ты согрешил трижды с тех пор, как пришел в этот лагерь. И за эти грехи я призываю тебя к ответу.

— Ты смеешь клеветать на епископа? — священник побагровел от гнева. — Я не согрешил ни разу, а тем более трижды.

— Лжешь! — взревел Артур. Он наконец решил пойти в атаку. Подняв сжатый кулак, он медленно разогнул один палец. — Ты обвиняешь меня в беззаконии и нечестии и призываешь на меня суд Божий. А когда я требую доказательств, ты вместо этого нападаешь на женщину, которую дал мне сам Бог. А теперь что касается Гвенвифар, — он медленно поднял второй палец, — ты назвал ее язычницей, в то время как она крещеная христианка, — свидетели крещения — Харита из Инис Аваллах и аббат Элфодд. Ты напомнил нам, что Спаситель един, и все, призывающие Его, суть одно тело с Ним, то ты ложно судишь о сестре своей во Христе, называя ее язычницей. Итак, ты дважды осудил невинного.

Только теперь церковник почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Краска отхлынула от его лица. Те, кто был с ним, еще не поняли, какой удар обрушился на их головы.

Артур поднял еще один палец.

— Наконец, ты лжешь, утверждая, что нет на тебе греха, потому что ты согрешил на глазах этих многочисленных свидетелей, как только начал говорить. Не останови я тебя вовремя, ты и дальше бы продолжал громоздить ложь на ложь.

Епископ Дарок выпрямился.

— Здесь не нас судят.

— Не вас? — удивился Артур. — Вечно под судом тот, кто лжесвидетельствует против брата своего. Солнце еще не дошло до полудня, а вы уже, по вашим словам, «променяли правду на ложь» — и не один раз, а три раза. За это ты осужден своими собственными устами. Что скажешь, церковник? Я слушаю, но не слышу твоего ответа. Неужели, когда у тебя на устах нет лжи, тебе нечего сказать?

Епископ сердито посмотрел на Артура, но воздержался от ответа.

— Поздно ты решил промолчать, — сказал ему Артур. — Лучше бы ты подумал об этом раньше. Вы напрасно проделали такой долгий и опасный путь, чтобы выставить напоказ свою глупость. Это можно было сделать и не покидая Линдума. Может быть, ты забыл сказать что-то еще? У тебя есть какие-то другие претензии к своему королю?

Нервы не выдержали у Дарока. Он быстро взглянул в сторону Кадора, тем самым выдав истинную суть жалобы жрецов. Его уши покраснели, а щеки залились краской.

— Так! —