Фрол Разин с тремя тысячами казаков в больших и малых стругах объявился уже неподалеку от Коротояка, прошел он Доном вверх, миновал устье речки Икорца. Леско же Черкашенин продолжал продвигаться Северским Донцом с конницей и судами с тремястами людьми, рассылая по-прежнему грамоты по всей Слободской Украине. 1 октября, к вечеру, взял Леско город Царев-Борисов. Ввели там казаки круг, разорили воеводу и воеводских людей и оставили город за собой. А оттуда пошел Леско на Маяцк, Чугуев, поднимая всюду людей именем Разина и своим собственным

К началу октября 1670 года Степан Разин твердо уже мог сказать, что там, где шли с боями его люди, устанавливались новые порядки, воля приходила на место притеснениям и тяготам простого народа, выводились все изменники-бояре, и воеводы, и дьяки, и подьячие, и новая свободная жизнь без крепостей и налогов, без воеводского кнута и приказного надзора строилась по городам и селам. И не беда, что шарпали где-нибудь крестьяне лишнего или кидали в воду, не разобравшись, какого-нибудь боярского человека, хотя и не было от него большого вреда. Новая, справедливая народная жизнь шла вместе с именем Степана Разина по Руси. И за эту жизнь стояли насмерть мужики по лесным засекам, лезли по приступным лестницам на крепостные стены уездных городов, ложились под пули и ядра в полевых боях с государевыми ратными людьми. И все ширилось и ширилось восстание, множились собрания бунташных людей, неистовствовали русские мужики, посадские люди, холопы, вырвавшиеся на свободу, неистовствовала и черемиса, чуваша, мордва, татары, ухватившие с приходом разинских людей волю.

Не останавливал Разин это неистовство, не останавливали его ни Михаил Харитонов, ни Максим Осипов, ни Прокофий Иванов, ни Фрол Минаев, ни Асан Карачурин, ни Мирон Мумарин, ни иные атаманы. Пусть трепет войдет в кости московских столпов и самого государя и великого князя Алексея Михайловича. Видно, недолго осталось им править на Руси, если так дружно и неистово вставала чернь под разинский бунчук. Была это народная правда и народная война всех крестьян, посадских, холопов, всей черни против неправедных порядков. И верила вся чернь, вся голутва, что пришел срок вывести врагов своих. Но многие думали, что сделали свое дело — убили помещика, спалили его двор, разделили добро, помогли казакам взять уездный город, прогнать воеводу — и все, теперь можно и по домам, а остальная чернь пусть делает то же в своих селах и уездах. И никак не мог ни Степан, ни атаманы удержать повсюду волну народного гнева. Да и быстро остывал народ, играл своей силой, замахивался увесисто, а казнил-то всего воеводу, подьячего, да двух-трех их прихлебателей по городам, да нехороших людей по уездам, а больше пугал, тешился. Государевых же ратных людей совсем не трогали — брали лишь у них ружья да запас и отпускали на все четыре стороны. И бежали ратные люди в Нижний и Тамбов и рассказывали, где стоят повстанцы и много ли их по смете. И готовились воеводы к решительной и последней войне своей не на живот, а на смерть, за вотчины и поместья, за кабалы и крепости, за весь российский порядок, который вдруг зашатался в эти осенние месяцы 1670 года.

1 сентября, когда разинские струги подходили к Симбирску, в Москве была великая деловая суматоха. Из кремлевских Спасских ворот в дальний путь к Арзамасу выходило войско князя и боярина Юрия Алексеевича Долгорукого. Шли с ним тысячи ратников дворянского ополчения и солдатские полки нового строя, и копейщики, и рейтары. Была здесь вся порода дворянская из городов Москвы, Владимира, Суздаля, Луха, Юрьева-Польского, Переяславля-Залесского, Ростова, Ярославля, Костромы, Галича, Романова, Пошехонья, Дмитрова, Углича, Вологды, Бежецкого верха, Белоозера, Можайска, Вязьмы, Кашина, Волока Ламского, Звенигорода, Рузы, Вереи, Боровска, Ярославца Малого, Клина, Тулы, Каширы, Алексина, Серпухова, Одоева, Крапивны, Переяславля-Рязанского, Коломны, Калуги, Лихвина, Мещерска, Серпейска, Мосальска, Козельска.

Ехал впереди осанистый, грузный князь Юрий Алексеевич, а за ним везли знамена и шли трубачи и барабанщики, а следом дворяне — все конно и оружно, а потом вытягивались следом пешие стрелецкие полки с головами и сотниками. А рядом с князем Юрием и чуть сзади ехали его товарищи стольник и воевода князь Константин Щербатов, дьяк Иван Михайлов и другие воеводы. А между ратными людьми везли лошади пушки: и тяжелые литые единороги, и поменьше — железные медные пушечки. И шел с войском обоз со всем воинским припасом: свинцом и всяким зельем, и ядрами, и пулями, и порохом, и всем остальным, что было надобно для полкового строения: богослужебными книгами для молебнов, ризами для попов, воском, фитилями, шатром для князя, сундучком с лекарствами, сукном на стол, ручными кандалами для воров, замками, в ножными железами для воров же, хомутами, шлеями, бумагой, чернилами и прочим хозяйством. Шли в обозе кашевары, лекари, костоправы, подьячие, сторожа, харчевники и квасники. Собрался князь Долгорукий в поход как против Речи Посполитой, и провожала его вся боярская, дворянская и купеческая Москва. Выходили за ворота люди и поплоше, но и смотрели они поугрюмее, шептались меж собой, говорили, что послан князь Юрий великим государем для утишения самого Степана Разина, который побрал уже все понизовые государевы города и обещался скоро быть на Москве.

Длинной вереницей тянулось войско по московским улицам, расходились люди по своим домам, крестились, вздыхали: что-то будет, и каждый думал свою думу.

Целый месяц готовился Долгорукий к походу. Еще 1 августа при большом стечении народу зачитал дьяк с Постельного крыльца в Кремле государев указ о посылке против Степана Разина главным воеводой Юрия Долгорукого и о посылке к нему в полк всех московских служилых людей. Стояли московские дворяне, собранные к чтению указа, и слушали про все воровские злодейства Стеньки на Дону, Волге и в иных местах. Обращался государь к своему воинству с решительным наказом: «И вы б, стольники и стряпчие и дворяне московские жильцы, памятуя господа бога и надежды христианские, пречистые богородицы, помощь и заступление, и святую и апостольскую церковь, и наше великаго государя крестное целованье, и свою породу и службы и кровь, и за те свои службы нашу великаго государя к себе милость и жалованье, и свои прародительские чести, — нам, великаму государю, за наше великаго государя здоровье, и за все Московское государство, и за свои домы служили со всяким усердием, и со всею службою ехали к Москве все тотчас безсрочно, не мешкав в домех своих, безо всякой лености».

Стояла порода и честь, и лучшая кровь государства Российского, слушала царский призыв к ним, дворянам, защитить и государство и домы свои от воров и изменников, наливалась яростью и возгоралась мщением на холопов. Сегодня они тешутся над ними, дворянами, хватают их животы в понизовых городах, а завтра доберутся и до Москвы. Так не бывать же этому!

А во второй день августа был зачитан указ о сборе в полк воеводы Долгорукого замосковских и заокских, украйных и рязанских городов дворян, детей боярских, мурз и всех татар. А наказ был им дан, чтобы шли они скорым ходом навстречу князю Юрию Алексеевичу.

Весь август месяц собирался Долгорукий, смотрел людей, смотрел боевой припас, вникал во все мелочи, искал нетчиков, ходил в Разрядный приказ, чтобы направляли оттуда грамоты со строгим наказом городовым воеводам высылать людей не мешкая в полк к нему на Алатырь, в Арзамас и в Ряжск. Почасту смотрел князь Юрий на прибылых людей, могут ли стрелять, колоть, рубить, сидеть в седле. И по наказу из Разряда велел князь рейтарского строю полковникам «своих рейтар по тому же смотреть почасту и полковому строю учить, и которые рейтарской службе и полковому строю не навычны, и тех велеть учить почасту, чтоб однаконечно те рейтары к рейтарской службе и полковому строю были навычны».