Генерал Эверт дал возможность 18-му корпусу собраться за правым флангом 4-й армии и только тогда отдал приказ о наступлении. Упорядоченное оперативное руководство сразу же привело к серьезным тактическим успехам. В 6 часов утра 20 августа (2 сентября) русские части силами 18-го корпуса, правым крылом 14-го корпуса и 13-й кавалерийской дивизии перешли в решительное наступление. Бои 20 и 21 августа (2 и 3 сентября) на реке Ходель завершились поспешным отходом австрийских частей с хорошо укрепленных позиций. В итоге австрийское командование отказалось от переброски целой пехотной дивизии на свой ударный правый фланг, что существенно облегчило положение отряда генерала Мрозовского, в составе которого сражалась 1-я гвардейская дивизия.

Эшелон с пулеметной командой и штабом лейб-гвардии Преображенского полка неожиданно встал, не доезжая Люблина. По распоряжению коменданта станции командир полка приказал выгружаться. Вскоре выяснилось, что распоряжение ошибочное и надо продолжить движение. Невероятно быстро и слаженно прошла погрузка. От отдачи приказа до заведения последней лошади в вагоны потребовалось всего тридцать две минуты…

Ранним утром 18 (31) августа эшелоны лейб-гвардии Преображенского полка подошли к Люблину. На люблинском вокзале преображенцы увидели большое скопление раненых. На выходе из города тоже часто встречались одиночные легкораненые солдаты гренадерского корпуса, шедшие с близлежащих позиций. На жадные расспросы о положении на фронте они с пессимизмом отвечали:

– Давно отступаем…

– Зачем это вы отступаете? – прищурив глаза, улыбались преображенцы.

– Так как нет возможности держаться… А вы, братцы, куда идете?

– Австрийцев бить!

– Австриец сила! Валит видимо-невидимо, – едко шутили егеря. – Иди, иди. Он те покажет…

Генерал-майор Н. Н. Игнатьев

Преображенцы смеялись и быстро проходили мимо. Полк походным порядком двинулся сначала на юго-юго-восток от Люблина. Первая гвардейская дивизия собиралась по мере прибытия эшелонов в районе Глуска, что примерно в восьми километрах к югу от Люблина. После продолжительного перехода полк остановился вблизи небольшого леса. Вечером 19 августа (1 сентября) далеко впереди впервые были замечены высокие облачка красноватого дыма – разрывы австрийских шрапнелей. Фронт был совсем рядом.

Около 18 часов полковник Игнатьев получил пакет от командира дивизии с приказом немедленно выдвинуться к боевой линии. Наспех поужинали, свернули палатки и двинулись в поход. Настроение у всех было приподнятое. Солдаты шли бодро, в ротах весело гремели русские песни. В полной темноте около 23 часов преображенцы пришли в небольшое селение, деревню Майдан-Козице, где остановились на короткий отдых. Осенняя ночь и моросящий дождь многим напоминали красносельские маневры.

Командир полка, собрав в одной из хат старших офицеров и начальников команд, прочитал им диспозицию на следующий день. Свидетель совещания, С. А. Торнау, писал: «Судя по диспозиции, положение было очень тяжелое. Гренадерский корпус, ослабленный беспрерывными боями, представлял из себя ничтожную боевую силу, и отходил на север. Стратегически важная линия Люблин – Холм находилась под непосредственным ударом противника, и неприятельская артиллерия уже обстреливала станцию Травники. Петровской бригаде приказано было восстановить положение»[381]. Петровская бригада входила в состав 1-й гвардейской дивизии, которая, в свою очередь, входила во вновь сформированную 9-ю армию. Ею командовал участник Русско-японской кампании, генерал Платон Алексеевич Лечицкий, имевший репутацию боевого генерала. Бригада состояла из лейб-гвардии Преображенского и лейб-гвардии Семеновского полков со своей артиллерией, что находилась в пути. Другие части 1-й гвардейской дивизии были еще на подходе и не могли принять участие в деле. Командир полка отметил, что бой будет встречный, а значит, ожесточенный, маневренный и скоротечный, что при любом раскладе отдавать приказ об отходе он не намерен[382]. Без лишних слов офицеры поняли, что настало время каждому исполнить свой долг, что Старая гвардия не имеет права отступить в первом же бою. Томительно тянулись последние ночные часы…

На рассвете 20 августа (2 сентября) батальоны разошлись в назначенные места. В боевую линию пошли 1-й, 2-й и 4-й батальоны, каждому из которых был придан пулеметный взвод. С ними установили телефонную связь. Штаб полка расположился на пологом скате, который спускался в лощину, где находилась деревня Владиславов. На склоне окопались части гренадерского корпуса генерала Иосифа Ивановича Мрозовского. Сзади – роща с гренадерскими обозами и переполненными лазаретами.

Накануне было пасмурно и моросил дождь, а к восходу солнца тучи наконец рассеялись. Со стороны неприятеля – тихо. Казалось, вся природа замерла в ожидании чего-то нового, необычного. Ни выстрел, ни крик не нарушали покоя дивного августовского утра. К Владиславову, словно на маневрах, спускались ровные цепи 1-го батальона флигель-адъютанта полковника герцога Н. Н. Лейхтенбергского[383]. В его расположение вклинилась колонна 2-го батальона полковника Евгения Михайловича Казакевича[384]. В результате рота его величества осталась справа от 2-го батальона, а 2-я и 3-я роты – слева. Прикрывая разворачивание батальонов, далеко вперед ушла 4-я рота штабс-капитана Кутепова. Он стремился опередить австрийцев и занять высоту 106.