— И как же ты сладишь с ними, Недомерок?

— Для него стрельба из лука, — сказал Марлл, — все равно что для тебя.., ночная работа, Шедоуспан. Ганс кивнул.

— Кто из вас знаком с каким-нибудь продавцом фарфора?

— Что?

— Мне нужна статуэтка — и не позже, чем днем в Гейн, — продолжал Ганс. — Фигурка кошки, как можно более похожая на ту, что хранится у Корстика. Люди видят то, что ожидают увидеть. Если он привык видеть эту безделушку на некоем месте, то он будет видеть ее там — или будет думать, что видит. Если я оставлю ему взамен украденной статуэтки другую, очень похожую, то может пройти немало дней, недель или даже месяцев, прежде чем он обнаружит кражу. Я просто заменю одну фигурку кошки другой.

Фиракийцы долго сидели, глядя на Ганса и не произнося ни слова, пока наконец Тьюварандис не сказал:

— Превосходно, Мастер. Дорогие мои друзья, мы искали для этой работы самого лучшего человека и смогли его найти! Марлл кивнул.

— Ты получишь эту статуэтку, Шедоуспан. Это не особо искусная проработанная фигурка, и я много раз видел ее. Я подыщу похожую. Я могу даже.., ладно. Она будет точь-в-точь такой же.

Ганс перевел взгляд на Тьюварандиса.

— Я спрашивал, что я получу, и ты ответил — две вещи. Так какова же вторая, Тьюварандис?

— В дом чародея Корстика пытались пробраться уже несколько человек. И только одному из них это удалось.

Ганс приподнял брови, почти сросшиеся на переносице.

— Так почему же вы наняли меня, а не его?

— Я сказал, что ему удалось пробраться в дом, — ответил Тьюварандис. — Но обратно он не вернулся.

Ганс почувствовал, что ему брошен вызов. Это чувство, подогретое профессиональной гордостью Шедоуспана, заставило его согласиться. На это и рассчитывал Тьюварандис.

* * *

Когда Недомерок и Малингаза проводили Ганса к выходу из лабиринта, именуемого Красным Рядом, запутанные улочки уже были затоплены сумрачными тенями. Ганс за всю дорогу не произнес ни слова, и потому его спутники тоже молчали. Кривые переулки перетекали один в другой, изгибались и разветвлялись. Четыре раза к Гансу и его спутникам приставали попрошайки, а трижды — неряшливого вида шлюхи. Когда Недомерок, Ганс и Малингаза вышли на улицу Караванщиков к югу от базара, Ганс остановился, посмотрел вдоль улицы в обе стороны, а затем обернулся на тот переулочек, из которого они вышли.

— Думаешь, ты сможешь найти обратную дорогу? — спросил Недомерок.

— Да, — ответил Ганс, взглянув ему в глаза.

— Тьюварандис встретится с тобой завтра днем на базаре, — сказал Малин газа.

Ганс перевел взгляд на него и спокойно произнес:

— Он так сказал — я помню.

С этими словами он повернулся и направился на север по улице Караванщиков. Двое фиракийцев смотрели ему вслед.

— Душа-парень, — фыркнул Малингаза.

— Настоящий профессионал, Малин. Ты посмотри, как он идет!

— Как кот, — сказал Малингаза.

Недомерок рассмеялся.

* * *

Сперва Ганс постарался прогнать со своего лица выражение угрюмой сосредоточенности, а потом уже постучался. Дверь открыла Зрена. По ее напряженному виду Ганс понял, что ему повезло. Мигнариал до сих пор сидела у с'данзо и понятия не имела, что он все еще не был дома. И Квилл, и Бирюза были приветливы с Гансом, однако короткие взгляды, брошенные ими на Мигнариал, дали понять Гансу, что девушка все же рассказала им кое-что. Очевидно, Мигни не знала, что теперь делать или как вести себя. Она сидела, нервно теребя медальон, висевший у нее на шее, — подарок Стрика.

— Кажется, все мы чувствуем себя не в своей тарелке, — сказал Ганс. — Может быть, пойдем домой, Мигни?

Что бы Мигнариал ни наговорила своим друзьям-с'данзо, она явно не желала устраивать здесь сцен и заставлять кого бы то ни было терять лицо. Едва Ганс договорил фразу, она немедленно встала.

Бирюза широко улыбнулась:

— Ах, эта молодежь со своими неурядицами! У нас тоже есть свои недоразумения, Ганс, у нас с Квиллом они, конечно же, есть. Ты кушал что-нибудь?

— Нет, но это неважно. Нам с Мигни нужно поговорить.

Квилл встал и воздел палец к потолку, а затем погрозил этим пальцем Гансу:

— Слушай мою команду, Ганс! Стой, где стоишь, в течение шести взмахов змеиного хвоста!

Ганс попытался притвориться, будто подавляет улыбку, хотя на самом деле ему хотелось поскорее уйти отсюда.

— Да, господин мой.

Квилл кивнул и широким шагом вышел из комнаты. Бросив взгляд ему вслед, Мигнариал как-то странно посмотрела на Бирюзу.

— Шесть.., взмахов.., змеиного хвоста?

Бирюза засмеялась и начала было рассказывать историю о том, как Тиквилланшал много лет назад подхватил это выражение, а было это так-то и так-то, и вот тогда… По счастью, Квилл вернулся очень быстро. В руках он держал закрытый крышкой горшок, который и протянул Гансу.

— Квилл, нам не стоит брать у вас еду! Мы…

— Ну тогда возьми это для своих кошек, неблагодарный бездельник с кислой мордой, и выметайся отсюда, пока оно не остыло!

Ганс прижал к себе горшок одной рукой, а другой похлопал Тиквилланшала по плечу.

— Спасибо, Квилл.

Квилл посмотрел в черные глаза Ганса и криво улыбнулся:

— Ладно, уматывайте.

Когда палатка с'данзо осталась в десяти шагах позади, Ганс сказал:

— Прости меня, Мигни.

— И ты прости меня, милый. Я.., я просто так волнуюсь за тебя, когда ты уходишь. И тебе не нужно ничего.., ничего к-красть.

Некоторое время они шли молча, пока Ганс не собрался с мыслями.

— Мигни, это нужно мне. Это то, что я умею — и умею хорошо. Это единственное дело, которым я когда-либо занимался, и мне оно кажется почти самым лучшим из всех. Когда я иду ночью по городу в своей черной одежде, я забываю обо всех тревогах. О наших с тобой ссорах, об этих проклятых монетах, обо всем. Я сосредоточиваюсь на том, что делаю. Мне это нравится. В эти мгновения я чувствую себя так хорошо, так легко! — Он покачал головой. — Как бы тебе объяснить? Быть может, ты так чувствуешь себя, когда видишь для кого-нибудь и знаешь, что тебе это удалось. Быть может, ты испытываешь это, когда мы занимаемся любовью. Я не знаю. Просто мне в эти минуты очень хорошо. Я.., я король ночи, крадущийся в темноте, ставший частью темноты! Вот я здесь, а вот меня здесь нет, и никто не знает, так ли это.

— Ох, как же это.., я.., ох, проклятье!

— Миг-ни!

— А как же опасности, Ганс?