Калифорнийские друзья оказались двумя семейными парами. Татьяна принялась щебетать с женщинами на гнусаво-картавом наречии, где мелькало только одно знакомое слово — «крэйзи». Мужчины предложили Гранцову растворимый кофе. Узнав, что он русский, они спросили его, пьет ли Ельцин. Ельцин пьет, сказал Гранцов, а по Невскому проспекту ходят белые медведи. «Oh, really?» — вежливо изумились экологи.

Он отправил три послания: обложку советской тетрадки с таблицей умножения и две странички из дневника. И как только поступило подтверждение, что все три страницы каким-то чудом преодолели джунгли, океан, пустыню, Европу, обломки железного занавеса, русскую телефонную сеть и, наконец, легли на стол дежурного по Базе — только тогда Гранцов подумал о себе. Дело сделано. Пора возвращаться. Но как?

Встретиться с Кирсановым и Оксаной. Прийти с невинным видом на семинар, дождаться его окончания и вместе с другими участниками и гостями совершить «трансфер» в аэропорт, как и предсказывала программа Глобо Торизмо.

Почему-то этот вариант внушал Гранцову смутные опасения. Почему-то ему очень не хотелось сегодня возвращаться в свой отель «Эксельсиор».

Плох тот солдат, который доверяет смутным опасениям и неясным предчувствиям. Опасения должны быть обоснованными, а предчувствия — ясными.

Пока у него было только одно основание для тревоги — неприязненный тон координатора семинара.

Возможно, была и другая причина не ехать в отель, но Гранцову не хотелось ее искать. А что ее искать? Вот она, эта причина, сидит рядом за рулем «тойоты» и все чаще встречается с ним глазами…

— Жалко, что у тебя нет вертолета, — сказал Гранцов. — Как можно отсюда выбраться?

— Ты очень торопишься?

— У меня самолет послезавтра. Не хочу рисковать.

— Сядешь на пароход до Кальенте, оттуда — автобусом. Устраивает?

— Вполне. Довезешь меня до пристани?

— Конечно, — сказала она. — Но ты можешь переночевать у меня. Пароход будет только утром.

— Дай подумать…

— Я тебя приглашаю, — сказала она. — Ты отказываешь мне?

— Не могу отказать, — сказал он.

Было уже темно, и в белом свете мощных фар пробегали стволы деревьев и прыгала разбитая дорога. Вдруг в черных кустах на обочине мелькнула фигурка. Татьяна резко остановилась. На дорогу выскочили двое пацанят.

Татьяна открыла им заднюю дверь, но они не полезли в машину, а зачирикали, размахивая руками и подпрыгивая от возбуждения.

Пацанята убежали в темноту, а Татьяна повернулась к Гранцову.

— У нас проблемы. Вокруг моего дома солдаты.

— Полиция?

— Нет. Это солдаты губернатора. Легионеры. Они весь день караулят мой дом. А другие ездят по всем моим маршрутам. Они ищут меня везде. Дети говорят, что над лесом летали вертолеты.

«Значит, облава. Значит, опять измена», — подумал Гранцов. Значит, Москва не просто так приказывала вернуться. Подтвердилась старая истина: даже самый идиотский приказ обычно имеет глубокий смысл, недоступный исполнителю.

— Плохо ищут, — сказал Гранцов. — Что ты натворила, сознавайся. Зачем тебя ищет сам губернатор?

— Не знаю. Но мне не нравится все это. Дети говорят, солдаты застрелили мою собаку и содрали с нее шкуру.

— Здесь едят собак?

— Среди легионеров много азиатов.

— Знаешь, — сказал он, — не хочется мне с такими солдатами встречаться. Лучше я на пристани переночую.

— Как знаешь.

— А если к тебе будут приставать насчет меня, ничего не скрывай. Все расскажи. Обычная экскурсия по водопадам.

— Почему ты думаешь, что они будут спрашивать о тебе?

— Могут спросить. Скажи, что довезла меня до поворота, и я ушел в отель «Эксельсиор».

— Хорошо, скажу.

Он выпрыгнул на дорогу и вытянул за собой сумку.

— Вадим, — сказала она, вслед за ним выбираясь из «тойоты». — У меня есть катер.

— Отлично, — сказал он. — В следующий раз покатаемся.

— Ты не понял. Мы можем не ждать парохода. Если ты не хочешь встречаться с солдатами, то тебе нельзя ночевать на пристани.

— А ты умеешь водить катер по ночной реке?

Она помотала головой:

— Я почему-то была уверена, что ты умеешь.

Гранцов ободряюще встряхнул ее за плечи.

— Не волнуйся, все будет хорошо.

«Наверно, надо бы ее поцеловать», — подумал он. — «Да ведь она неправильно это поймет. Они всегда всё понимают, но всегда неправильно».

— Хочешь, я отвезу тебя до пристани?

— Здесь близко, я уже ходил по этой дороге, — сказал он.

— У тебя есть фонарик?

— Есть, но он мне не нужен. Вон какая луна.

— Непременно позвони, когда вернешься в Ленинград, — сказала она.

— Всенепременнейше, — сказал он и для убедительности произнес ее телефонный номер.

— Жалко, что мы так неожиданно расстаемся, — она пощупала перевязанный лоб. — Как я, наверно, глупо сейчас выгляжу.

— Я тоже.

— Это ужасно, но я не могу ничего изменить. Я не хочу, чтобы ты ушел. Понимаешь? Просто так — взял и ушел. Не уходи.

Он не знал, что ей ответить. «Измена, измена, — стучало в голове. — Они ищут меня, а не ее. Если бы мы не завернули к экологам, вполне могли напороться на облаву. Может быть, снова податься к американцам? Нет, до них тоже доберутся, если уже не добрались. Надо где-то спрятаться».

Она вдруг схватила его за руку.

— Я хотела сказать, что ты очень много для меня сделал. Ты изменил мою жизнь. Понимаешь, я всех учила, что главное — это выжить. А после встречи с тобой поняла, что все не так. Главное — не как выжить, а как прожить. Я очень хотела тебя когда-нибудь еще раз увидеть. Так много надо сказать… И вот мы встретились, и ты уже уходишь. Это неправильно. Так нельзя.

«А ведь они от нее просто так не отстанут, — подумал Гранцов. — Она не сможет им врать. Нет, врать-то она будет, но они ей не поверят. И не отстанут. Расколется баба, не выдержит. И они узнают все».

— Я передумал, — сказал он. — Тебе нельзя сейчас оставаться одной. У тебя есть место, где ты могла бы перекантоваться какое-то время?

— Есть.

— Сделаем так, — решил Гранцов. — Едем к тебе. Если там никого нет, собираем вещи и уходим на катере. Если там кто-то есть, то уходим без вещей.

Они оставили «тойоту» среди картонных лачуг, покрытых ребристой жестью. Татьяна вполголоса договорилась с какими-то женщинами, и они долго обнимались, прощаясь с ней.

К ее вилле они вышли со стороны реки.