постановку. «Мне неинтересно», – нахально, не стесняясь говорил он. Неинтересно, а там… думайте, что хотите. Рафа никогда не мог в лоб такого заявить. Он тоже не шёл, отказывался, уходил в сторону, но при этом хитрил, делал вид, что «он бы с удовольствием, но… сейчас просто не может, нет времени». Дядя мог позволить себе «неинтересно», а он – нет.

Но самое в дяде для Рафы притягательное – это были дядины женщины. Нет, у Рафы не было никакой информации об этой стороне дядиной жизни. Какие женщины? Сколько? Когда, где? Он ничего не знал, но был почему-то уверен, что даже самые недоступные дамы считали за счастье быть с его дядей. Не технарки, упаси бог! Артистки, музыканши… красивые, ухоженные кошки, весёлые и избалованные мужским вниманием. Может Рафа всё это себе придумывал, но ему всегда казалось, что женщин притягивал дядин зовущий взгляд из-под выступающих надбровий, где прятались пронзительные глубокие небольшие тёмные глаза, в которых был магнетизм, приказ подойти, покориться его воле. Как Рафе хотелось тоже так уметь! Он умел, знал, что кажется женщинам привлекательным. Ну не умел он так красиво хотеть и ярко добиваться, как дядя, но знал, что красив. Ну почему он этим не пользовался? Что ему мешало? Страх, извечный страх попасть в неудобную ситуацию, когда придётся расплачиваться за минутную слабость, которая может сильно осложнить жизнь. Дядя не боялся, а он боялся. Рафа не завидовал чужой и недостижимой яркости, он просто тянулся за дядей, прекрасно отдавая себе отчёт в бесполезности своих стараний. Но оставить их он не мог, если бы не было дяди, Рафа был бы в затруднении, как жить.

Домой он вернулся, когда ещё не было восьми. Жена встретила его в халате и громко поздоровалась. У неё вообще был резкий, звучный голос. В последнее время Рафа находил его неприятным, хотя раньше ничего такого не замечал:

– Ага, явился! Вот и хорошо. Как съездил? Привёз то, что я тебе сказала? Есть будешь?

Вот всегда она так: сто вопросов, а ответов не слушает, вернее для Мирки есть главные вещи: привёз – не привёз. Это ей непременно надо знать. А вот «как съездил?» – это она так, считает хорошим тоном. На самом деле ей скорее всего совершенно всё равно, как он съездил. Он, конечно, ничего ей рассказывать не будет. Это ни к чему. Про то, как он был на коллегии министерства, про новые разработки, которые он должен будет через три месяца представить, какие экспертные оценки на следующей коллегии потребуют… Об этом рассказывать этой дурочке? Рафа даже не замечал, что мысленно всегда думал о Мирке как о дурочке. Женился на дурочке, а теперь… что ж… Он давно привык. Да, строго говоря, Мира не была глупой, она как раз «умела жить», ладно, это сложный вопрос. Просто Мира была не такой, какой он бы хотел видеть свою жену. Какая ему была нужна жена, он и сам не знал. От дяди Лёли исходило, что жена – это не ровня, она не может быть ни собеседником, ни другом, и не надо, она – жена. Вот его Мирка и была просто женой. Но у самого-то дяди разве такая была жена? Нет, конечно. Тётя – женщина тонкая, умная, деликатная, рядом с ней спокойно и хорошо. Дядя рядом с ней чувствует себя «крайним», он за неё в ответе, а у него не так. Мирка и сама бы чудесно жила без него. Это он от жены во многом зависит, а она от него – не слишком. Она у них в семье добытчица, а он, конечно, хозяин в доме. Что-то тут было не так, но Рафе с утра пораньше было лень думать о таких тонкостях. Надо было быстро поесть, поменять проклятый мешок и ехать на работу.

– Конечно, я буду завтракать, что ты спрашиваешь? А где Сашка? Спит что ли?

– Рафочка, Сашки нет. Он у приятелей ночевал.

– У каких приятелей? Что ты мелешь? Он женат. Забыла?

Мира промолчала. Она тоже прекрасно понимала, что Сашка ей про приятеля соврал. Вот дрянь, мог бы и дома побыть. Знал же, что отец утром приедет. Она вздохнула и стала наливать мужу чай в его любимую большую чашку. Рафа не стал ввязываться в ссору с женой по поводу их единственного сына Саши. Какой смысл. Обычно, когда у них затевался неприятный разговор о Сашином разгильдяйстве, Мира его защищала, а он яростно нападал, утверждая, что сын – плод её воспитания, «её отродье», и вместо того, чтобы покрывать и оправдывать своего любимчика, ей бы следовало… Что «ей следовало» Рафа и сам бы затруднился ответить. Мирка, конечно, была виновата, но дело было в другом: Сашка просто пошёл не в него. И это невыносимо Рафу угнетало. Ах, если бы он мог, как Мира, видеть в парне одно хорошее: красивый, весёлый, обаятельный, душа компании, девушки любили и любят, жена – красавица. Что он, правда, к нему привязался: институт всё-таки закончил, на его же заводе работал групповым инженером, сейчас у сына свой бизнес. Нормально, другие времена.

Рафа обречённо пошёл в ванную и приступил к ужасной унизительной процедуре замены мешка, заполненного калом: выжать содержимое в унитаз, обработать стому, прикрепить другой мешок, заклеить пластырем место стыка. Это важно, иначе… Кожа вокруг стомы покраснела больше обычного. Неудивительно, он же был не дома. Рафа старался не заглядывать в глубь стомы: багрово-красный цвет, выведенной наружу кишки, отливающий нутряным блеском, его отвращал. Рафа с тяжёлым вздохом вывернул мешочек и принялся его стирать. На трубке батареи уже висели два мешка с не отстирывающимися коричневыми разводами. Ну почему это с ним случилось? Жить можно, но трудно и унизительно. Из стомы мог предательски вырваться газ, люди делали вид, что они ничего не заметили. Что он мог сделать? Вот исполнится ему 65 лет и он уйдет! Скорей бы. Если Рафа уходил в ванную, то находился там столь долго, что окружающим, непосвящённым в его обстоятельства, его неуместное продолжительное отсутствие казалось подозрительным. Не мог же он всем объяснить, что мешок на животе, налился тяжестью и его следовало освободить, а это целая волокита.

С работы Рафа вернулся раньше обычного, Мира тоже подоспела, принесла сумку с каким-то очередным дефицитом. Пожарила отбивные. В кухне отлично пахло жареной свининой. Обычно Мирка всегда нудила насчёт диеты, но сегодня – особый день, он вернулся из командировки. Рафа выпил рюмку водки и почувствовал ужасную сонливость. В поезде не выспался. Однако,