Для начинающей актрисы, весь предыдущий экранный опыт который состоит из участия в нескольких коммерческих фильмах, роль Лайны может стать высокой наградой, а может обернуться сомнительной удачей.

Дэймон Рис был как всегда ироничен и небрежен. Вопросы, которые были заданы по поводу способности новой звезды выдержать невероятное напряжение роли, мистер Рис игнорировал.

– Погодите, пока не увидите фильм, – завершая беседу, сказал он, отечески обняв мисс Хэвиленд. – Она откроет вам глаза.»

Хармон Керт сидел один в личной проекционной, находящейся в подвальном помещении его дома. Он отдал строжайший приказ ни при каких обстоятельствах его не беспокоить. Телефон, стоявший около большого кожаного кресла, был установлен только на передачу – звонить сюда никто не мог. Номер знал только личный секретарь.

На большом экране застыло изображение Энни Хэвиленд в роли Лайны – пробы с Эриком Шейном, снятые десять дней назад.

В комнате был слышен лишь звук работающих динамиков по другую сторону экрана. Губы актрисы были разомкнуты насмешливой улыбкой; она глядела вдаль, за кадр, где, должно быть, стоял Терри – герой Шейна.

На девушке было простое ситцевое платье, льнувшее к груди, в его вырезе были видны нежные ключицы. Босоногая, простоволосая, она небрежно опиралась на кухонный столик, чуть отведя бедро. Волосы водопадом рассыпались по спине.

Керт нажал кнопку. Проектор включился.

«Куда это ты идешь?» – окликнула девушка с мелодичным южным акцентом, призывно шевельнув бедром под тонкой материей.

«Домой. Нужно спешить». – Появился Шейн, крупным планом, читавший реплики со смесью грубоватого обаяния и сдерживаемой силы чувств. Он использовал свою внешность как блестящую упаковку для червоточины, пожирающей душу его героя.

Керт кивнул, поджав губы. Шейн был превосходным актером. Он идеально подходит для фильма, хотя это и увеличит расходы на миллион долларов. Картина неминуемо провалится, если в титрах не будет хотя бы одного известного имени. А у Шейна не было соперников среди актеров.

В кадре вновь появилась Лайна.

«Ужасно жарко. Куда ты спешишь?»

Девушка, казалось, мурлыкала, как кошка. Она едва заметно потянулась. Невероятно, но в самой мягкости ее движения было что-то неистовое, словно последний настороженный взгляд в глазах хищника перед прыжком на жертву. Камера медленно скользила по стройным упругим бедрам, потом спустилась ниже – к коленям и пальцам голых ног на деревянном полу.

Девушка подошла к Шейну и прильнула к нему.

«Пойдем, – прошептала она так, что на экране был виден только рот. – Тебе ведь не терпится, правда?»

Увидев, как мелькнул ее язык, облизывающий губы, Керт почувствовал, как отвердел пенис и натянулась ширинка.

Теперь на экране в полутьме вырисовывался только силуэт девушки. Она подталкивала Шейна к двери в спальню и, казалось, платье само собой растаяло, оставив обнаженную светящуюся плоть. Зритель почти чувствовал мускусный пряный запах желания, волной хлынувший с экрана.

Керт едва верил глазам.

Энни Хэвиленд, которую он изнасиловал два с половиной года назад, была чистым гордым созданием, отличавшимся непримиримо-строгим самоуважением. Именно ее невинность довела его тогда до исступления. Керт никогда не забудет, как легко и ловко ускользала она от него, какое возбуждение охватило его, когда Хуан поймал девчонку.

Но теперь на экране ее серебристые глаза сверкали нескрываемым вожделением. Похотливые слова срывались с губ, словно невидимая паутина, оплетающая жертву, сосущая из нее жизнь. Чувственность Лайны была столь смертоносной, что даже объектив камеры, казалось, подмигивал со злобным удовлетворением, уставившись на девушку.

Керт перемотал пленку в пятый раз и просмотрел сцену с самого начала, возбуждаясь все больше по мере того, как ненависть, словно кольца змеи, оплетала девушку на экране.

Она оказалась хорошей актрисой – в этом не могло быть ни малейшего сомнения. Прекрасная школа, ум, красота и огромное честолюбие.

Но ее присутствие на экране было непереносимым оскорблением могуществу Керта. Он намертво закрыл все двери в мир кино для этой девчонки два с половиной года назад. Ее изгнание словно было отмечено клеймом Керта.

Но вот она здесь – в Голливуде, во всей красе и высокомерии юности и таланта.

И все благодаря Дэймону Рису. Этому проклятому негодяю Рису! Единственный человек в бизнесе, кто мог бы помочь ей, потому что ни от кого не зависел и был слишком поглощен собой и собственными делами, чтобы думать о правилах и тем более подчиняться им.

Рисом нельзя управлять. Его фильмы не только приносили славу «Интернешнл Пикчерз» – Академия киноискусства просто восторгалась им, не говоря уж об Ассоциации кинокритиков Нью-Йорка и каннских перерастах, – но еще и приносили огромные прибыли. Ни одна студия не могла позволить себе уволить такого человека.

Девчонка Хэвиленд, должно быть, продумала все заранее. Керт не мог не восхищаться ее ловкостью.

На приеме она появилась под руку с Рисом. Тот, пьяный не столько от виски, который пил стаканами, сколько от неожиданной удачи с актерами на первые роли, просто лучился от гордости, когда представлял их.

Хэвиленд пожала руку Керта, как будто видела его впервые, спокойно, холодновато, с подобающим уважением.

– Много лет наблюдаю за вашей работой и восхищаюсь, – сказала она. – Для меня большая честь находиться здесь.

Именно ледяной блеск в этих серебристых глазах и предостерег Керта – в этой девушке таится опасность. Ни малейшего признака враждебности, ни искорки торжества. Только непреложные грубые факты ее появления здесь, в его собственной студии, ее главная роль в таком фильме… А ведь Керт тогда кричал ей, что она никогда не будет работать в Голливуде.

«Это – только начало», – вот что крылось за ее решительным рукопожатием. Девчонка поняла, что ее звезда восходит, а блестящее будущее ознаменует неизбежное падение Керта. И означало это одно – Энни Хэвиленд вынашивает план мести и приведет его в исполнение.

Керт снова остановил пленку: изображение улыбающейся девушки застыло на экране. Он должен уничтожить ее. Во что бы то ни стало.

Но она получила роль. И, что всего важнее, хороша в ней. Очень хороша. Керт, пресыщенный ценитель актрис, был искренне поражен ее способностью доносить эмоции до зрителей.

Керт, прежде всего, был профессионалом. И для него на первом месте стояла студия и ее интересы. Тем не менее, ненависть в сердце и пульсирующий комок плоти между ногами требовали удовлетворения.

Есть только одно решение. Он должен извлечь пользу из девчонки, а потом уничтожить ее. Использовать, а потом раздавить, как червя.