3) Что он сказал, посылая достать материю для русского флага… Кто первый вынес его из дома, у кого хранился в походе и что с ним стало?

12 февраля 1918 г. в станице Ольгинской состоялось собрание шедших с Добровольческой армией газетных репортеров во главе с Краснушкиным (Виктором Севским). Они просили Верховного уделить им несколько минут и ответить на ряд вопросов. Их интересовала жизнь «Батьки» в Быхове и его бегство с текинцами из Быхова на Дон, но Верховный, обратившись ко мне, сказал:

– Хан, пожалуйста, расскажите им все, о чем они вас спросят! Вот, господа, вам Хан, мой близкий человек; он был со мной в Быхове и бежал вместе, перенеся всю тяжесть жизни в Быхове и похода. Он знает мою жизнь в этот период и может рассказать о ней так же, как я сам, а меня, господа, извините – я занят!

Верховный пошел в столовую, где ожидали его генералы Деникин, Алексеев, атаман Попов, Сидорин, Романовский и другие. Должно было состояться совещание относительно совместной работы против общего врага. Так что я остался с газетными репортерами.

Во время интервью ко мне подошел один полковник… Он сказал, что командовал полком на Австрийском фронте. Его полк как раз входил в ту дивизию, которой командовал генерал Корнилов перед самым его пленением. Этот полковник преподнес генералу Корнилову палку в память «Орлиного Гнезда», как называли тот пункт, который героически защищала корниловская дивизия. Подаренная Корнилову полковником палка была дубовая, со слегка согнутой рукояткой. На изгибе палки были вырезаны ножом слова: «Орлиное Гнездо. 29 апреля 1915 г.». Она неизменно сопровождала «Батьку» во всех перипетиях его бурной военной жизни и исчезла среди обломков и мусора в день его смерти от большевисткого снаряда на ферме под Екатеринодаром.

Этот же самый полковник попросил меня доложить Верховному, чтобы он имел свой значок Главнокомандующего, чтобы все войсковые части легко могли найти его местонахождение. При этом полковник сказал, что уже обращался с этой идеей к генералу Романовскому, но тот грубо оборвал его, говоря: «Полковник, у нас сейчас более важные дела, чем какой-то значок!»

Я согрел старика своим ласковым вниманием, подбодрил его, обещав при первой же возможности доложить его идею Верховному.

Около 6 часов вечера генерал Корнилов закончил совещание. Поговорив и пошутив с репортерами, он вышел на крыльцо. Я последовал за ним. В это время он обратился к атаману Попову, собиравшимся садиться на лошадь, чтобы ехать к своим казакам, а полковник Сидорин уже сидел на лошади.

– Значит, вы меня известите о решении ваших казаков? Пожалуйста, поторопитесь! – сказал Верховный.

– Слушаюсь, Ваше Превосходительство! – ответил генерал Попов и в сопровождении 20 казаков скрылся в ночной темноте.

Увидев меня возле себя, «Батька» спросил:

– Ну как, небось жарковато стало вам с этими господами? А что главным образом их заинтересовало?

Ответив на его вопрос и улучив момент, я изложил ему идею полковника.

Корнилов задумался.

– М-м-м… значок! Зачем? Пожалуй, лучше трехцветный национальный флаг! – сказал он как бы сам себе, глядя в зимнее небо.

Я молча, терпеливо ждал ответа. Не говоря ни слова, повернувшись спиной к адъютанту, Корнилов, по своей всегдашней привычке, заложив обе руки в карман брюк, вошел в свою комнату.

Было время ужина. Верховный, войдя в столовую и подойдя к столу, отломил кусок черного хлеба и поднес ко рту. При скудном свете керосиновой лампы, с блестящими, черными, как уголь, глазами на желтом усталом лице он обратился ко мне: – Пожалуйста, Хан, купите материал, пусть сошьют нам трехцветный флаг. Это хорошая идея! Кто этот полковник? В какой части он состоит? Разузнайте, пожалуйста, Хан!

Было куплено 9 аршин материала. Вместе с хозяином лавки, в которой купил все необходимое для флага, я возвратился к генералу Эльснеру, который рассчитался с купцом-казаком и обещал назавтра доставить Верховному готовый флаг. Действительно, на другой день трехцветный бело-сине-красный русский флаг, с вышитым на нем словом ОТЕЧЕСТВО, был уже в руках Верховного, который, стоя на крыльце дома и держа флаг в руках, любовался им.

При виде меня он обратился ко мне со словами:

– Хан, пожалуйста, передайте этот флаг конвою!

Получив флаг из рук Верховного, я вручил его начальнику конвоя Главнокомандующего полковнику Григорьеву, а тот, в свою очередь, – туркмену-знаменосцу, который неизменно носил этот флаг до 9 часов утра рокового дня 31 марта 1918 года.

Когда Верховный посылал нас в атаку, то флаг оставался около него воткнутым в землю. В других случаях его держал в руках туркмен-текинец, находившийся подле Верховного. Во всех боях под этим флагом, рядом с Корниловым, всегда оставались генерал Романовский, полковник Трухачев, Патронов, Говоров, Долинский и другие.

Как только Верховный занимал свою позицию на передовой линии, так сыпались пули, направленные большевиками на этот флаг. Любили большевики пальнуть по эмблеме Великой России! Несмотря на это кощунство, флаг гордо, красиво, высоко развевался над головой Пророка, а его верующие ученики с гордостью умирали за этот флаг и за своего Пророка…

Так что эта святая идея и сам флаг родились в станице Ольгинской 13 февраля 1918 г., но автора этой идеи так и не смогли найти – он как в воду канул! Загадкой навсегда остались его фамилия, имя и отчество – хотя сам Верховный должен был знать его по имени, когда тот преподносил ему палку в память об обороне «Орлиного Гнезда»!

После гибели Верховного в 9 часов утра 31 марта 1918 года мы увезли его тело из разрушенной снарядом хаты, оставив флаг у генерала Деникина. Дальнейшая его судьба осталась неизвестной.

4) Что сталось с его конем Буланом?

Это была кобыла, которую Верховный назвал Буланом из-за ее золотисто-гнедой масти. Она была поймана корниловцами на поле сражения на австрийском фронте. Она принадлежала австрийскому офицеру.

13 февраля 1918 года в 10 часов утра, когда я, возвратившись из конвойной команды, куда ходил вручать флаг, молодой унтер-офицер Корниловского полка Дронов попросил доложить Верховному о его прибытии.

– Меня хочет видеть солдат Корниловского полка? – удивленно спросил Верховный, и вышел на крыльцо.

– Ваше Высокопревосходительство! Вам от полка! – отчеканил бравый унтер Дронов, подводя «Батьке» нервную, красивую, высокую и статную кобылу.

Верховный, как всякий природный казак, всосавший любовь к лошадям буквально с молоком матери, так и впился глазами в красавицу-кобылу. Приласкав ее, он поспешил изъявить свою благодарность подошедшему полковнику Неженцеву. С тех пор унтер-офицер Дронов оставался вестовым Верховного до его последней минуты.

В Елизаветинской станице, после того, как мы уложили в гроб тело Корнилова и поставили на стол, я сдал кобылу в обоз Корниловского полка. Седло, на котором ездил Верховный, было австрийского военного типа.