В свою очередь, Роберт Кеннеди в начале 1963 года прислал Георгию Большакову теплое письмо.

«Дорогой Джорджи, – писал он, – вот уже более двух месяцев, как вы уехали из Соединенных Штатов, все еще существует мир. Я не думал, что это возможно. Как бы то ни было, мы все скучаем без вас…»

А как скучал Большаков! Нет, не по Америке, а по настоящему, сложному, пусть и трудному делу, которому он служил всю жизнь. Но такого дела в военной разведке ему не нашлось.

…Подошло к концу повествование о талантливом разведчике Георгии Большакове. Однако не хотелось бы заканчивать свой рассказ на такой минорной ноте. Тем более что сам Георгий Никитич был человеком веселым, энергичным, остроумным. Таким он остался в памяти своих товарищей, сослуживцев, в памяти тех, кто знал и любил его за океаном, в США.

Вот лишь один пример. После того как было принято решение о возвращении Большакова в Москву, в его честь торжественный прием устроил Чарлз Бартлетт. Так вот там Георгий Никитич произнес короткую шуточную речь.

«Мы пошли навстречу Соединенным Штатам и сделали довольно много уступок, – сказал Большаков. – Вы потребовали от нас вывести ракеты – мы их вывели. Вы потребовали от нас вывести бомбардировщики – мы это сделали. Вы, наконец, потребовали отозвать Большакова – меня отзывают. Но учтите – больше вам уступок не будет».

Присутствующие на приеме оценили изящную шутку Георгия Большакова. В журналистских кругах она была признана лучшей шуткой года.

Володька Наон, сколько помнил себя, столько мечтал стать военным. Только военным. От роду ему было семнадцать лет, но характер еще тот – упертый, резкий. Ежели что задумает, обязательно своего добьется.

Отец не одобрял решения сына. Хотел видеть Володьку студентом университета. Да только что ж от его хотения. Попытался убедить, да толку никакого. Наон-младший и слушать не желал про студенческую жизнь, грезил офицерскими погонами.

Ованес Наон был секретарем райкома партии Адлерского района Сочи, руководил тысячами людей, и делал это вполне успешно. А вот с сыном совладать не смог. Володька, несмотря на молодость, был сам себе голова.

В конце концов отец сдался, махнул рукой. Хочешь стать офицером – езжай. И вчерашний выпускник школы Владимир Наон махнул в Ленинград, в знаменитую «фрунзенку» – Военно-морское училище им. М.В. Фрунзе.

Прошел медкомиссию, успешно сдал экзамены. А на «мандатке» начальник училища, старенький, седенький адмирал (во всяком случае, таким он показался семнадцатилетнему парню) сказал: «Давай, сынок, расскажи свою биографию». А что тут, собственно рассказывать: родился, учился, не женился. Вот и начал Володька с того момента, как появился на свет. Отчеканил, как положено: «Родился в 1933 году…» Хотел было перейти к делам школьным, да видит, у адмирала лицо от удивления вытянулось:

– Так тебе сколько лет, сынок? Семнадцать, что ли?

– Семнадцать, – подтвердил Наон.

– А ведь мы с восемнадцати принимаем. Таков закон.

Адмирал развел руками.

– Приезжай на следующий год.

Володька чуть не заплакал от обиды. Как это на следующий год. А до восемнадцати как ему жить?

Но, как говорят, выше головы не прыгнешь. Собрал вещички и двинул в дорогу. Только не домой, а в Батайск, в военное авиационное училище. Наон не собирался сдаваться. Тем более, знал, в Батайском авиационном учат летать на реактивных самолетах.

Но и там его быстро вычислили как «малолетку» и отправили к месту постоянного жительства. Вернуться домой, к отцу, означало пойти в университет. А он мечтал о курсантской жизни. Однако мечты мечтами, а возвращаться пришлось.

Володька добрался до Краснодара и от нечего делать коротал время на вокзале, ждал поезда на Адлер. Случайно познакомился с ребятами, тоже выпускниками школы. Они ехали в Саратов, поступать в танковое военное училище. Те, видя его настроение, естественно спросили: «Че киснешь?» Рассказал. И про Ленинград, и про «фрунзенку», и про Батайск. Пацаны поначалу притихли, осмысливая сказанное, а потом кто-то неожиданно предложил:

– А, была не была, давай с нами, в Саратов. Может, повезет.

– Поехали… – поддержали другие.

– Да что толку, – отмахнулся Володька. – Опять домой отправят.

– Авось не отправят, – успокаивали его ребята, – бог любит троицу…

Это был серьезный аргумент, и Наон, подхватив свой чемоданчик, поспешил за своими новыми товарищами.

В Саратове все повторилось заново: медицина, экзамены, мандатная комиссия. У него были справки из обоих училищ об успешной сдаче вступительных испытаний, но Владимир их зажал, не показывал. Ведь ясно – предъяви справку, и сразу вопрос: а почему не приняли? Потому и пошел он в третий раз по большому кругу, все сдал, выдержал, а на «мандатке» его опять завернули.

Вышел из кабинета, на душе кошки скребут, присел в комнате дежурного, вытащил из кармана куртки свои любимые спортивные значки.

– Твои, что ли? – спросил через плечо курсант с повязкой помощника дежурного на рукаве.

– Мои, – отозвался со вздохом Володька.

– А чего невесел, голову повесил?

– Да в училище не приняли.

– Как не приняли, – удивился помдеж, – с такими значками? Да я с ними в любое военное училище поступлю.

Наон удивленно поднял голову. Курсант ткнул пальцем в значок второго спортивного разряда.

– Это по какому виду?

– По самбо.

– А тот?

– По боксу… У меня еще грамоты и дипломы есть, – с надеждой сказал Володька.

– Так вот, завтра натягивай все значки на грудь, бери под мышку дипломы и вперед на мандатку. Только не стесняйся, будь понаглее. Точно примут, это я тебе говорю…

Назавтра Владимир Наон так и сделал – переступил порог кабинета, где заседали члены мандатной комиссии – вся грудь в значках, а под мышкой – сверток с грамотами.

Начальник училища, генерал, бывший кавалерист, удивился:

– По-моему, ты вчера был, Наон.

– Да был, вы меня не приняли. Но я хочу стать танкистом. Я что, виноват, что родился на год позже?

Генерал аж из-за стола подскочил от такой наглости. Захотел разглядеть поближе нахала, подошел и остановился. Стал рассматривать значки и, подобно вчерашнему помощнику дежурного, спрашивал: это по какому виду спорта, а это?..

Увидев сверток, попросил развернуть. Читал, удовлетворенно качал головой. Потом возвратился за стол комиссии.

– А впрочем, ему уже восемнадцатый год. Я в его лета уже шашкой беляков рубил. Ничего, жив, здоров. И он выдержит, парень крепкий, спортивный, – подвел итог генерал, оглядев членов комиссии. – Наон Владимир Ованесович, вы зачислены в училище. Думаю, возражений нет.