– Спасибо… – выдохнул Фрисснер, вытирая слезящиеся глаза. – Итак, где у нас восток?

– Вон там, – махнул рукой штурмбаннфюрер.

– Идти на восток, пока не увидим трещину в земле, – сказал археолог.

Они шли довольно долго, и Ягер уже принялся изрекать пророчества по поводу того, что трещину засыпало песком, но тут Муамар остановился и издал протяжный мычащий звук.

– Кажется, он что-то нашел. – Замке тут же поспешил к проводнику. За ним последовали офицеры.

Араб тыкал пальцем себе под ноги. Полузасыпанная трещина, которую трудно было заметить уже на расстоянии нескольких шагов. Она расширялась в сторону нависающих скал, затем снова сужалась и превращалась в еле видную нить.

– Дальше что? – спросил Ягер.

– Дальше нужно идти на юг. Скала, похожая на наковальню, под ней будет пометка. Ее рисовал отец…

Скала нашлась совсем быстро – приземистая, расплющенная, в самом деле похожая на изъеденную временем и кузнечной работой наковальню. С ее плоской вершины, завидев приближавшихся людей, сорвалась крупная птица и, с шумом хлопая крыльями, исчезла в вышине. Фрисснер готов был отдать голову на отсечение, что это была та же самая тварь, что наблюдала за ними. Ягер, кажется, тоже собирался что-то сказать, но тут шуршащую тишину разорвала пулеметная очередь.

– Богер! – воскликнул капитан. – Там что-то случилось! Замке, оставайтесь здесь!

И, развернувшись, побежал в обратном направлении. За ним, отчаянно ругаясь, последовал штурмбаннфюрер, а проводник остался с археологом, в растерянности севшим на корточки и обхватившим голову руками.

– Ты ученый человек, – певуче сказал Муамар, когда немцы скрылись из виду.

Замке с удивлением посмотрел на него:

– Ты можешь говорить?1

– Да, я могу говорить, – с достоинством ответил Муамар. – Но к чему говорить с глупцами? А твои хозяева глупцы.

– Они мне не хозяева!

– Хозяева, ученый человек. У таких, как ты, всегда есть хозяева, потому что ты не умный, а всего лишь ученый человек. Такие, как ты, не могут без них. Из-за этого все ваши войны…

Муамар подошел ближе, сел на песок:

– Зачем вам знание, злые глупцы? Зачем вы хотите положить все в свои большие карманы, не думая о том, надо ли это вам, к добру это или же к худу? Вы хотите, но почему?.. Ты, ученый человек, должен бы это знать.

– О чем ты говоришь? – не понял Замке.

– О Зеркале. О Зеркале Иблиса, хотя имя это неназываемо.

– Это… Это величайшая археологическая находка! Она может изменить все представления…

– А зачем тебе нужно их менять, ученый человек? Почему тебе так хочется их изменить? – перебил Муамар. – Чтобы о тебе писали в ваших книгах? Чтобы толпы несли тебя на руках и ваяли с тебя идола? Чтобы получить золото и женщин? Какие новые удовольствия ты можешь выдумать? Наверное, никаких…

– Ты меня не понимаешь, – возразил Замке. – Это наука. Наука делает так, чтобы людям стало лучше, легче жить.

– Это глупость. Наука не делает жизнь легче, легче делают свою жизнь люди. Вы никак не можете понять, невозможно дойти до Зеркала, не поняв, чего же ты хочешь на самом деле. Женщины, золото, развлечения, наука – игрушки, которыми тешатся дети. Что вы будете делать теперь, ученый человек? Каждый из вас хочет разного, и ты, и злой глупый воин, и добрый глупый воин.

– Злой глупый воин – это штурмбаннфюрер Ягер?

– Зови его как тебе угодно, ученый человек. Он хороший солдат, но он глуп и зол. Слишком зол. А второй, который мнит себя главным, слишком добр… – Муамар с сожалением покачал головой. – Все вы лишь жалкие вши. К чему вам знание? Ни один из вас не знает истинной причины вашего здесь появления. Может быть, злой воин подошел достаточно близко к ответу, очень близко, но все равно этого мало…

– А ты можешь ответить?

– Э нет, – Муамар отрицательно помотал головой. – Моя правда не годится для вас. Мои ответы вам покажутся бессмысленными, а мои цели глупыми. Я не такой, как вы, вы не такие, как я. Ваша цель в другом…

– В чем?

– Ты все-таки глуп, ученый человек. Многие знания сделали тебя слепым и глухим.

– Почему в таком случае ты решил говорить со мной?

– Потому что сейчас уже нет никакой разницы. За ними пришел Тот, Чьи Глаза Высохли. Они мертвы, ученый человек. Они мертвы. Два воина подошли ближе тебя…

Замке развернулся и кинулся вверх по склону бархана.

…были погублены вышедшим за пределы.

Коран. Неизбежное. 5 (5)

– Нет! – закричал Фрисснер так громко и протяжно, что тошнота подкатила к горлу горьким комком и смяла крик в бесформенный клекот.

Чудовище обернулось.

Однажды Фрисснер, тогда еще двенадцатилетний ушастый неуч, поймал большого карпа. Рыбина тяжело плюхнулась на прибрежный песок и стала биться, вся облепленная песчинками, словно отвратительной коростой. Юному Артуру стало противно взять в руки улов, он носком ботинка столкнул карпа обратно в реку и внимательно наблюдал, как он некоторое время лежит на боку, не понимая, что вновь оказался в родной привычной среде, как поворачивается, как вода смывает песок и на солнце блестит чешуя… Карп ударил хвостом, и Артур, метнувшийся к рыбине, вновь ставшей красивой, радужно сверкающей, не успел на считанные доли секунды.

Туловище монстра напомнило Фрисснеру того карпа. Серое, облепленное шероховатой коркой песка, покрытое трещинами на сгибах… Оно словно плыло в жарком мареве, казалось нереальным, но лежащий чуть поодаль скорчившийся труп унтер-офицера Обста говорил о том, что монстр более чем реален. Более, чем хотелось бы этим жалким людишкам, бог весть зачем явившимся из неведомых стран за своей погибелью.

Полуприкрытые глаза под нависшими веками, узкая щель рта… Тварь походила на подвальный гриб, вывалянный в песке и выставленный на солнце, где он еще более поник. Длинные руки волочились, оставляя глубокие борозды, точно так же тащились по песку и два вялых фаллоса – один спереди, другой, наподобие хвоста, сзади.

Почему-то штурмбаннфюрера поразил именно этот факт.

А вот Богер не терял времени даром. Пока чудовище отвлеклось, он еще раз ударил по нему из станкового МГ – правда, твари это с виду не повредило, хотя капитан видел, как пули входят в тело, разрывая серую кожу, – и спрыгнул с кузова, потому что незваный гость был уже слишком близко. А то, что монстр мог легко перевернуть «фиат», не вызывало сомнений – хлипкий с виду, он тем не менее достигал метров четырех в высоту…

Фрисснер внезапно представил себе ужас кочевников, видящих, как из пустыни к ним мерно бредет этот полупризрак, волоча свои жуткие члены. Несчастные арабы, наверное, бежали прочь, бросая товары, бросая лошадей и верблюдов… А может быть, каменели перед неизбежностью, падая на песок и ожидая только одного – как можно менее мучительного конца. Но что-то подсказывало капитану, что смерть их была именно мучительной, насколько она может таковой являться.