«неизвестный доброволец», и таких крестов были многие, многие сотни. При них служилась торжественная панихида, и они ходили на могилы Каледина, Назарова, Богаевского…

Серое небо низко нависло над землею. Глухо шумели голыми сучьями деревья кладбища. Обрывки печальных песнопений неслись по кладбищу, и странными были яркие ризы духовенства и голубые кафтаны певчих посреди унылой степи, уставленной бесконечными рядами белых крестов. С кладбища союзники поехали в кадетский корпус, потом в Донской Мариинский и Смольный институты. Неотразимо прелестное впечатление производила эта масса девочек и девушек в голубых юбках и белых передниках, глубоким низким институтским реверансом приветствовавших гостей-освободителей. Барышни говорили стихи по-французски и по-английски, играли на рояле, пели и танцевали.

– А не забыли ваши барышни своего русского гимна? – спросил капитан Ошэн у начальницы института. – Не могли бы они нам спеть его на прощание?

Начальница бросила вопросительный взгляд на атамана. Атаман кивнул головой.

– Mesdemoiselles, – сказала начальница детям, – иностранные гости спрашивают, не забыли ли мы наш русский гимн. Споем им его!

Никто ничего не говорил и не подсказывал девушкам – это все случилось в полной мере неожиданно. Все институтки, как одна, повернулись к иконе своей покровительницы Марии Магдалины, и девичий хор дружно и согласно запел «Боже, царя храни». И это была молитва, а не гимн, молитва, пропетая с глубоким чувством, с чистыми слезами умиления на глазах…

Тогда дети – ученики средней школы и большинство студентов были монархистами. Монархия преследовалась, государь был зверски убит, быть монархистом было опасно, а детские и юношеские сердца жаждут геройства, подвига, им нравится таинственное обожание, стремление к поруганному, ставшему для них святыней…

Вечером был раут, на котором присутствовало все новочеркасское общество и с которого атаман в 12 часов ночи увез гостей прямо на позицию.

28 ноября иностранцы были представлены на станции Кантемировка командующему Южной армией генералу от артиллерии Иванову и смотрели его войска, а затем по морозу при небольшой метели поехали в Богучар, Калач и Бутурлиновку. Повсюду в слободах и селах их встречали крестьяне Воронежской губернии с хлебом-солью. В Бутурлиновке союзники видели доблестный Георгиевский Гундоровский полк. Их удивило, что атаман вызвал перед строем полка своих бывших однополчан 10-го полка, которые были с ним в германскую войну. Вышло около половины полка. Атаман перецеловался с каждым из казаков и представил их союзникам:

– Это те герои, – сказал он, – с которыми я бил немцев под Незвиской, австрийцев у Белжеца и Комарова и помогал нашей общей победе над врагом. Они знают меня скромным полковым командиром, и они видели меня в боевых цепях своих…

По возвращении с позиций с Северного фронта атаман показал союзникам Русско-Балтийский завод в Таганроге, на котором только что начиналась работа: чистили и устанавливали станки для изготовления снарядов и ружейных патронов. Из Таганрога после интимного сердечного обеда в собрании лейб-гвардии Атаманского полка союзники поехали на свои миноносцы в Мариуполь, а капитаны Бонд и Ошэн отправились в Екатеринодар с подробным докладом главам миссий генералу Пулю и капитану Фуке о всем, что они видели и слышали на Дону. Они везли с собой напечатанный специально для них на английском и французском языках «Un court apercu historique de la delivrance du pays du Don des maximalistes (bolschevikis) et du commencent de la lutte pour la restauration de Toutes les Russies unies» подробную табель артиллерийскому, инженерному, интендантскому и медицинскому имуществу, которое Войско Донское желало бы получить для себя от Англии и Франции, ведомость тем материалам и сырью, которое Войско Донское могло отпустить взамен военного имущества, подробные карты с показанием на них как своих, так и красных войск и план кампании против большевиков с показанием движения пяти иноземных корпусов.

Они вывозили с собой самые отрадные и самые светлые воспоминания о донских казаках, они видели прочное, живущее полною жизнью государственное образование, где правил народ через свой Круг и где был атаман, и по некоторым чисто внешним признакам они полагали, что весь Дон политически – монархист…

Глава XVI

Переписка донского атамана с генералом Пулем. Почему атаман не хотел признать генерала Деникина главнокомандующим и диктатором. Свидание атамана с генералом Пулем на станции Кущевка. Речь атамана генералу Пулю

Впечатление от приезда союзников на Дону было сильное. Оно отозвалось и на всех фронтах. Но случилось именно то, чего так боялся атаман. После короткого подъема настроения, выразившегося в частичных переходах в наступление, причем отряд генерала Гусельщикова овладел Борисоглебском и станцией Поворино и выгнал красные войска из Хоперского округа, где было взято более пяти тысяч пленных, наступил упадок духа. Приезд союзников был допинг, был наркоз, опьянивший казаков и заставивший их совершить небывалые подвиги, но работать под наркозом постоянно нельзя, после одной дозы нужна более сильная, нужно исполнение обещания – помощь и помощь реальная – войсками.

Большевики усилили свою агитацию, не дремала и екатеринодарская партия врагов атамана. Она стала распространять слухи, что те офицеры, которые были на Дону, просто туристы, совершенно невольно сыгравшие роль Хлестаковых, что настоящие иностранцы находятся в Екатеринодаре – это Пуль и Фуке, и они никакого дела не желают иметь с германофилом атаманом. Этому сильно помогал Эрлих, парижский адвокат, поведший кампанию против атамана в Екатеринодаре и всеми силами старавшийся дискредитировать скромного и молчаливого капитана Ошэна.

На фронте шла небывалая борьба, усугубленная наступившими сильными морозами, вьюгами и метелями, усталость казаков сказывалась все сильнее, а в тылу шла своя работа. Уже и председатель Круга в законодательной комиссии высказывал сомнение, что союзники будут помогать Дону. Атаману было необходимо войти в сношения с генералом Пулем и добиться присылки на Дон войск. В этих целях атаман написал письмо Пулю, в котором просил его не верить всему тому, что про него говорится в Екатеринодаре, и лично посмотреть ту работу, которая сделана донскими казаками.

Доклад капитанов Бонда и Ошэна поколебал генерала Пуля, и хотя он не пожелал и смотреть всего того, что привезли с Дона эти офицеры, считая все это провокацией, но и к письму атамана отнесся уже более внимательно. Этому немало помогли громкие победы, совершенные казаками в эти дни на Северном фронте и в Хоперском округе.

7 декабря генерал Пуль писал атаману из Екатеринодара:

«…Ваше письмо от 6/19 декабря лично передано мне есаулом Кульгавовым.

Я должен поблагодарить Вас за то, что Вы так полно и откровенно высказали Ваши взгляды, хотя я очень сожалею, что они не гармонируют с моими собственными по вопросу о назначении генералиссимуса, долженствующего командовать