Машину, как мы с Татьяной и предполагали, Николай Николаевич, направляясь ко мне, на всякий случай отпустил, и потому они с Тамарой пошли пешком, благо теплый и светлый июньский вечер к этому располагал.

Тамара объявилась только через неделю. Она позвонила уже из квартиры Николая Николаевича и сказала с хриплым довольным смешком:

— Девчонки, с меня причитается…

Так мы нейтрализовали Николая Николаевича. Это была первая идея Татьяны, которая оправдала себя.

39

Но оказалось, что мы старались напрасно. В ежедневных звонках Принца вдруг сделался перерыв на целых пять дней. Я не знала, что и думать, пока он наконец не позвонил.

По его голосу я сразу поняла, что случилось что-то не поправимое… Он долго спрашивал о моем здоровье, о том, как я живу, не беспокоят ли меня наши общие «друзья». Я отвечала односложно, напряженно ожидая, когда же он заговорит о главном — о визе, но он увлеченно рассказывал о том, что его любимая лошадь взяла большой приз в Англии…

— Случилось что-то плохое? — перебила я его.

— Да, — после томительной паузы ответил Принц. — Только я не знаю, насколько…

— Что? — прошептала я.

— В советском посольстве мне сказали, что по представлению компетентных органов вопрос о моей визе откладывается ровно на год…

— Это окончательно? — я закрыла глаза и откинулась на спинку стула, так как стены комнаты поплыли кругом передо мной.

— Я записался на прием во дворец. Этого не стоило делать по очень многим соображениям, но я пошел на это.

— Там могут помочь?

— Если захотят. Но там очень недовольны моим поведением…

— Тебе придется извиняться за свое поведение?

— Нет. Это означало бы отказаться от тебя…

— На что же ты надеешься?

— На человеколюбие. Я иду как простой смертный. И если и в канцелярии записали меня на прием, то я вправе надеяться на чисто человеческое участие и монаршую любовь к своим подданным…

— Когда ты туда идешь?

— В среду.

— Я буду молиться за тебя…

— Ты же комсомолка…

— Наверное, уже бывшая, — сказала я. — Никак не соберусь съездить и заплатить членские взносы. Наверное, меня уже давно исключили из комсомола. По представлению тех же органов… — я говорила чтобы не закричать, не завыть по-звериному.

— А я бывший принц, — попробовал пошутить он.

— Бывших принцев не бывает, — печально сказала я. — Бывшими они становятся только тогда, когда из Вашего Высочества превращаются в Ваше Величество… Но о короле не принято говорить — бывший принц.

— Наверное, ты права… — задумчиво сказал он.

— Еще как права, — сказала я.

Его просто не приняли во дворце. Впрочем, причины бы ли самые уважительные: сперва болезнь, а потом срочный отъезд королевской семьи на отдых для восстановления королевского здоровья.

Кто-то из приближенных ко двору посоветовал Принцу последовать за королевской семьей на курорт и подойти во время отдыха по-родственному. Принц совету не последовал, так как это уже был вопрос чести. Если бы он подошел к царствующей особе по-родственному, то автоматически потерял бы право на свою просьбу.

В бешенстве я позвонила Николаю Николаевичу домой и прямо по телефону, не считаясь с тем, что наш разговор наверняка записывают, обрушилась на него с бессмысленными обвинениями в том, что он испортил мне всю жизнь.

Он долго не мог от меня добиться, в чем же, собственно, дело, но когда я ему наконец рассказала, он, как мне показалось, погрустнел:

— Надо же… — растерянно сказал он. — Среагировали… Тогда действительно плохо… Представление ушло очень давно и никто не надеялся на то, что МИД на него среагирует как надо…

— И что же теперь прикажешь мне делать? — прорычала я. — Боюсь, что придется год ждать… Даже если мы отзовем свое представление, то в какое положение мы поставим посла? Он что, должен будет извиниться перед ним? Мол, простите наши органы, которые оказались не столь компетентными, как мы рассчитывали… А мы сами в каком положении окажемся перед МИДом?

— Это и есть твоя благодарность за все хорошее? — печально сказала я.

— Ты жива, ты на свободе, ты живешь в своей квартире и ни в чем не нуждаешься — вот это и есть моя благодарность. Жди, как ждала. И не делай глупостей, чтобы еще хуже не было… Я не один там работаю. Там много разных людей, которым не все объяснишь… Но все равно я посмотрю, что можно сделать… Поняла?

Я промолчала. Мне было нечего ему возразить. Он, конечно же, был прав.

— Ты поняла меня? — с нажимом переспросил он.

— Поняла, — сказала я. — Извини меня… Просто нервы не выдерживают…

— Ладно, ладно, — усмехнулся он, — пей на ночь валерьянку. Кстати, тебе большой привет от Тамары. Она спрашивает, когда в гости зайдешь?

— Как-нибудь зайду, — вздохнула я.

— Позвони, как соберешься, я за тобой машину пришлю.

Пушкин однажды в письме к своей жене Наталье Николаевне писал: «На сердце каждого мужчины написано: принадлежит доступной».

Как он был прав! Слегка поманили мужика, пощекотали его самолюбие — он и пошел, как слон на веревочке… Так я думала, повесив трубку.

Впрочем, может быть, я была неправа… Может быть, у них возникли настоящие чувства. А то, что они — совершенно очевидно — очень нуждались друг в друге (в сексуальном смысле), ни в коем случае не делало их чувства менее возвышенными чем мои…

40

А вот моим чувствам выпали серьезные испытания. До самого последнего времени я слепо, вопреки всем доводам разума верила, что все у нас получится, что наша любовь преодолеет все преграды, но после того как Принцу отказали в визе и наша свадьба отодвинулась в лучшем случае еще на год, я потеряла веру в то, что мы когда-нибудь встретимся.

Когда я безоглядно верила в наше счастливое будущее, то не задавала себе никаких вопросов. А теперь, когда утратила веру, тысячи вопросов кружились в моей голове, и ни на один из них я не находила утешительного ответа.

Первый и самый главный вопрос был в том, как он там обходится без меня? Без женщины вообще? В прошлой долгой разлуке он был в трауре и, судя по его письмам, вел замкнутый и аскетический образ жизни. Но теперь траур кончился. Он мне говорил по телефону, что подумывает о работе в качестве собственного корреспондента той же газеты в какой-нибудь крупной европейской стране.

Он возобновил свое председательство в клубе любителей поло. Лошади из его конюшни постоянно участвуют в крупнейших европейских дерби и берут призы. А это слава, успех. А где слава, там и женщины…

Мне было безумно трудно без него во время нашей разлуки. И хоть в моем сердце не было места ни для кого, кроме Принца, хоть я и запрещала себе даже смотреть в чью-либо сторону, тело мое настойчиво требовало своего.