Завершая оценку экипировки агентов, следует сказать несколько слов о немалом по тем спартанским временам количестве гражданской одежды, которую они везли с собой. Там было все, включая купальные костюмы и многочисленное кружевное белье, вряд ли особо необходимое для выполнения задания, но важное в случае заброски на длительное оседание. Честно говоря, если бы не радиоуправляемая мина, результаты обыска Шило-Таврина и Шиловой скорее были характерны для задержанных уголовных преступников высокого уровня, намеревавшихся легализоваться по запасенным многочисленным бланкам документов и печатям, после чего окунуться в безбедную, а возможно, и криминальную, судя по наличию оружия, но никак не шпионскую жизнь.

Для такой жизни не нужны ни гранатомет, ни радиопередатчик — и они были оставлены или выброшены за ненадобностью. А вот охотничьи ружья и обширный гардероб весьма пригодились бы, равно как и пистолеты, и чужие ордена, и мотоцикл. В эту картину не вписываются разве что гранаты. Но, возможно, Таврин продал бы их любителям глушить рыбу?

Тут самое время снова коснуться вопроса о количестве чемоданов в багаже агентов. Как уже упоминалось, таковых было, согласно известному изобилующему ошибками спецсообщению, три. Некоторые исследователи, в первую очередь упоминавшийся А. Шлаен, вполне обоснованно в этом сомневаются, в основном ввиду невозможности разместить столько дорожных аксессуаров на мотоцикле, коляску которого занимала пассажирка. Действительно, представить такое сложно, да и не стали бы, скорее всего, агенты везти с собой целую груду чемоданов, привлекая к себе ненужное им внимание. Хочется подчеркнуть, что во всех доступных нам фотоматериалах демонстрируется только один чемодан, снятый в разных ракурсах и в открытом, и в закрытом состоянии. С сомневающимися полемизируют, в частности, Макаров и Тюрин, но делают это как-то неубедительно. Они именуют сомнение Шлаена «ляпом неудачливого (или параноидального) борзописца» и полагают, что опровергают его, напоминая, что на место чемоданы были доставлены самолетом. На этом вся их аргументация заканчивается. Оставляя в стороне прискорбную некорректность такого стиля общения с оппонентом, отметим странность данного аргумента. Собственно, сомнений относительно доставки багажа агентов самолетом никто и никогда не высказывал, а вот вопрос о вместимости мотоцикла опять-таки остался открытым. Намного серьезнее выглядели бы фотокопии страниц протоколов обыска или приобщения к делу вещественных доказательств с перечислением всего списка обнаруженных предметов, что могло бы навсегда поставить точку в данном споре. Однако Макаров и Тюрин, несмотря на наличие у них доступа к судебно-следственному делу № 5071, предпочли не доказывать свое несогласие документально, и это рождает в отношении их позиции самые грустные мысли. Похоже, злополучные три чемодана возникли из желания представить Таврина и Шилову в самом скверном свете по всем параметрам, в частности изобразить их абсолютными барахольщиками. Как мы помним, в СССР это обвинение было достаточно серьезным в моральном плане. Впрочем, данный вопрос не принципиально важен, он лишь может показать уровень добросовестности изучения дела различными исследователями, равно как и их стиль ведения дискуссии с оппонентами.

На данном этапе следует сделать небольшое отступление и рассмотреть альтернативный вариант выполнения задания, которое террорист мог получить от СД. Согласно канонам разведки, агенты-боевики не должны долго находиться в месте совершения операции. Серьезная «острая» акция тщательно и долго готовится предварительно заброшенной группой обеспечения, обычно представляющей собой резидентуру или агентурную группу. Иногда, особенно при важном и хорошо защищенном объекте покушения, весьма многочисленную. На боевика, прибывающего для совершения одного-единственного выстрела или взрыва, могут работать десятки вспомогательных агентов. Покушению, как правило, предшествует систематическая и кропотливая работа установщиков, отслеживающих маршруты и график передвижения объекта. При возможности он обставляется агентурой из числа ближайшего окружения, выявить которую чрезвычайно трудно, поскольку она не совершает никаких действий, а всего лишь ждет своего часа, чтобы в нужный момент, к примеру, открыть дверь, поджечь масло на кухне для отвлечения внимания, пригласить к себе «приехавшего с фронта дальнего родственника» или просто на пять минут выключить свет в коридоре. И не боевик должен вербовать таких агентов, он лишь пользуется результатами их деятельности, зачастую не имея понятия о личностях своих скромных помощников. Направленный для совершения резонансного террористического акта агент не везет с собой целый арсенал боевых средств, а просто забирает их на конспиративной квартире. Зачастую только там же он узнает о своем объекте и получает составленный без его участия подробный план операции, который потом уже сам уточняет и конкретизирует. При должной постановке дела СД должна была сделать все это, а также предусмотреть дублирующий вариант совершения покушения. Можно, конечно, со ссылкой на исторические материалы утверждать, что «Цеппелин» к рассматриваемому периоду времени не располагал агентурой в Москве. Беда только в том, что это будет неправдой. Даже в 1961 году в Москве были обезврежены бывшие агенты, приобретенные германской разведкой в период 1935–1936 годов, а о военном периоде нечего и говорить. Если бы советская контрразведка и не выявила наличие в городе вражеских агентов, это никоим образом не доказывало бы их действительного отсутствия.

Зато следует помнить, что столица Советского Союза, являвшаяся его политическим, административным, военным и научным центром, мощным транспортным узлом, средоточием иных интересовавших германские спецслужбы объектов, всегда значилась на первом месте в географическом списке их устремлений. А в 1944 году они пребывали еще в полной силе, накопили значительный опыт, могли использовать наработки трех предыдущих военных лет и опирались на обширную вербовочную базу. Было бы преступной самонадеянностью рассчитывать, что войсковые заслоны, разыскные и агентурные мероприятия позволили НКГБ, НКВД и «СМЕРШу» полностью очистить Москву. Сомневаться в присутствии в столице хотя бы нескольких вражеских агентов не приходится, однако в рассматриваемом случае использованы они не были. Почему? Трудно сказать, но, похоже, это свидетельствует о некоем «постановочном» характере заброски тяжело нагруженного компрометирующими уликами и неадекватно подготовленного Таврина вместе с бесполезной радисткой Шиловой, хотя при ином, классическом, подходе СД к операции все могло обернуться совершенно иначе. Трудно поверить, что в одной из ведущих спецслужб государства, уже пять лет воевавшего с сильными противниками, не понимали этого. Самой вероятной из причин такой линии поведения могло явиться неверие в успех миссии агента-террориста вкупе с желанием сберечь ценных агентов, уже находящихся в городе, от провала из-за его неудачи.

Вообще говоря, в оценке всей операции трудно отделаться от мысли, что ее подготовка носила некий демонстративный характер, причем даже не ради сложных и изощренных оперативных задач. Судя по всему, этот элемент театральности был адресован не противнику, а собственному руководству. Не исключено, что в «Цеппелине» или даже во всей СД делали на данную операцию ставку отчасти как на инструмент убеждения руководящих чинов рейха в высоком уровне работы РСХА в целом и его превосходстве над военными. Операция действительно планировалась очень масштабная. И по уровню целей, и по использованным средствам аналоги ее, пожалуй, не просматриваются. Вероятно, сбрасывать это в качестве второстепенной задачи «Цеппелина» нельзя. И, похоже, именно в этом СД удалось достичь поставленной цели целиком и полностью.