– Насчет курса акций?

– Заманчиво, да? На самом деле, мистер Нефф, я предпочитаю существовать в отведенном мне времени. Игры с историей только вредят идее свободного волеизъявления. Были бы мы свободны в своих поступках, если бы заранее знали, к чему они приведут? Разве не неизведанное придает нашей жизни смысл?

– И все-таки это замечательный аппарат.

Тесла посмотрел на яйцо, потом на постамент и кивнул. Он погладил бледную капитель колонны.

– Да, – сказал он. – Довольно элегантный.

Тесла провел рукой поверху, и вдруг, к его собственному изумлению, как только пальцы ученого коснулись центра, там с оглушительным хлопком появилось другое черное яйцо.

– О боже, – сказал он.

– Что это значит? – спросил я, хоть и догадывался.

– Сообщение, – сказал Тесла. – Я, правда, не собирался его посылать.

– Я всегда считал, что Маллетт ошибался относительно интенциональности, – сказал я.

Тесла не слушал меня. Он был слишком занят, стараясь отвинтить верхушку яйца, не уронив при этом другое. Внутри была свернутая трубочкой бумажка. Тесла развернул ее, прочел сообщение и в замешательстве поднял брови.

– Что там написано? – спросил я.

– Здесь говорится: «У него электрошокер».

– А, да, – сказал я, вынул оружие из кармана и прицелился в Теслу. – Он у меня и вправду есть.

Я выстрелил электроразрядом в ученого. Он попал ему в грудь и свалил на пол, обездвижив, но не лишив сознания. Два черных яйца, что он держал в руках, упали на бетон и разбились в миллион кусочков.

– Не может быть, – прошептал Тесла.

Я развернулся, но Илза уже убежала за охранниками.

– Зачем? – спросил он.

– Какая вам разница?

– Уники вас разыщут.

– Я буду уже далеко.

– Где вы спрячетесь? В таком маленьком яйце вы не поместитесь.

Я наклонился и посмотрел ему в глаза.

– Доктор Тесла, я знавал многих ученых. Большинство из них, как и вы, на службе у правительства. И если я что-то усвоил, так это то, что публике вы демонстрируете достижения десятилетней давности и совсем не то показываете своим работодателям. Где оно?

– Не понимаю, о чем вы.

– Смотрите, Тесла. Я убью вас, если вы не дадите то, что мне нужно. Вы правы, здесь для меня все кончено. Ваше единственное спасение – этот полноразмерный аппарат, который вы сконструировали для секретных операций или не знаю чего еще – если я прав, конечно, и вы его где-то прячете. Если нет, я убью вас прежде, чем они убьют меня. Мне терять нечего.

Он понимал, что я не блефую.

– Следующая дверь. Код 161803.

– Благодарю вас, – сказал я.

– Погодите, – остановил меня Тесла.

Я вопросительно взглянул на него:

– Да?

– Если сработает…

– Прислать вам сообщение?

– Да.

– Обязательно.

* * *

Мы приехали на мою виллу в Пенинсуле, едва я закончил свой рассказ о том, как оказался здесь и как выжил. Долгая история, которую я изложу вам, дорогой читатель, шестью частями в последней главе этих воспоминаний. Я хочу поведать вам, что случилось с Дэвидом, с нами и чем закончились поиски человека, который убил его жену. Ведь именно это и движет моим повествованием, правильно? Так что давайте не слишком отвлекаться. Я рассказываю все это только потому, что моя история имеет прямое отношение к жизни Дэвида, а мое будущее оказало влияние на его настоящее. Да, с причинно-следственными связями тут не ахти как хорошо, признаю. Я даже после того, как сам прошел через это, едва понимаю, что происходит. Надеюсь, мне удалось вас убедить хотя бы в следующем: то, что мы называем настоящим, – всего лишь наше представление о нем, а понятие причины и следствия вообще бессмысленно.

Так что повторяйте за мной: «Ну их на хрен!»

Итак, вернемся к моему повествованию.

* * *

Мы приехали на виллу в Пенинсуле, едва я закончил свой рассказ о том, как оказался здесь и как выжил. Если думаете исчезнуть среди бела дня где-нибудь на северо-востоке Огайо, трудно найти место лучше Пенинсулы. Эта старинная деревушка спряталась между Акроном и Кливлендом, со всех сторон огороженная Кайахогой, лыжными курортами и известняковыми карьерами. Согласно жестким местным законам, дома здесь нельзя перестраивать и обновлять. Пенинсула, застряв во времени, словно все еще живет в послевоенной Америке, где обитали персонажи «Сумеречной зоны». Мой дом стоит на вершине лесистого холма, посередине участка в двадцать акров, обнесенного забором с видеокамерами. Соседи считают меня параноиком. Они, разумеется, не знают, что такое насильственное выселение из Кливленда пятисот тысяч человек, полумиллиона озлобленных беженцев-мародеров. Если мне суждено еще раз пережить подобное – а это, как ни странно, вполне возможно, – я хочу быть уверен, что моя собственность под надежной защитой.

Аарон высадил нас у открытой террасы, где уже поджидал мистер Меркл, время от времени работавший у меня дворецким.

– Мне приготовить комнату для гостя? – спросил он. Забавный толстяк с длинными усами, похожий на моржа в костюме. Верный человек, способный хранить секреты. Что ему уже и приходилось делать.

– Думаю, наш гость останется ненадолго. Поужинаем. И сделайте нам «Бренди Александр».

– Хорошо, – сказал толстяк и исчез на кухне.

Аарон уже загонял машину в гараж.

Дэвид присвистнул.

Я засмеялся:

– Ну, коли я решился жить в добровольном заключении, то должен хотя бы получать от этого удовольствие.

Дом у меня большой – кирпичный особняк в колониальном стиле в три этажа, пять тысяч квадратных футов, и это не считая домашнего кинотеатра в подвале. Стены обиты чудесными ореховыми и вишневыми панелями. Мое любимое место – туалетная комната наверху с ванной на «лапах». Я провел Дэвида в курительную комнату рядом с холлом. Заставленная высокими книжными шкафами, набитыми всякими «греховными удовольствиями», она выглядит почти как склеп. В центре два кожаных дивана друг против друга, а между ними столик: столешница – из черепашьего панциря, ножки – из чучел маленьких черепашек.

– «Эппл». Гугл. Беар Стернс, – сказал я.

– Беар Стернс?

Я совсем забыл – когда-то я был за честность. Теперь же только пожал плечами.

– Хорошие парни тоже должны немного зарабатывать.

Мы помолчали – столько всего уже сказано.

– Хотите услышать нечто очень необычное? – спросил я, усаживаясь напротив своего младшего «я».

Дэвид, похоже, встревожился:

– Куда уж необычнее?