– Р-р-ща-а-гу-гу!

Раскат грома, и мгновенный просвет стрелы молнии прорезал небесную темноту. Тяжелые, крупные капли дождя ударили по крыше, с силой забарабанили по ней.

– Всем быть готовыми к бою! – подал команду Садко. – Смотреть в оба!

Распределившиеся по большому помещению бойцы лицами припали к узким окнам-бойницам, там, где они были прорублены. Мельник с дочкой схоронились в маленькой комнатенке притвора, сидели тихо как мыши, лишь иногда девичий голосок, прорезаясь в тиши, позволял себе переходить с шепота в звук, потому воины слышали обрывки молитв:

– Сохрани мя, Господи, яко на Тя уповах. Рех Господеви: Господь мой eси Ты, яко благих моих не требуеши. Святым… Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся. Сего ради возвеселися сердце мое, и возрадовася язык мой, еще же и плоть моя вселится на уповании. Яко не оставиши душу мою во аде, ниже даси преподобному Твоему видети истления…

Вся церковь изнутри освещалась сотнями зажженных свечей, расставленных где только можно. Не было ни одного темного угла, пахло горячим воском. Тишина зависла в церковном зале. Ожидать хуже, чем догонять. Со стен из деревянных досок икон на русичей смотрели лики святых. Нельзя было понять, сердятся ли давно почившие в бозе византийские старцы и мученики таким соседям, осуждают ли их, или наоборот, они на их стороне.

В одночасье дождь прекратился, хоть и успел качественно залить бушевавшие рядом с церковью пожарища. Потянуло озоном, а одновременно с ним и запахом сырой гари. Почему-то грозовая туча ушла в сторону, и полная луна осветила округу за пределами церковных стен.

– Не расслабляться!

Удал, не сдержавшись, добавил пару крепких выражений, тем самым выплеснув накопившееся напряжение.

– Здесь кто-то есть!

Возглас Силантия заставил Удала переметнуться с одной стороны церкви к другой, припасть лицом к окну, оказавшись головой к голове бойца. Все обернулись к ним, но от своих мест не отошли, понимали, что все происходившее снаружи может быть мороком.

Высокая, расплывчатая в сумерках фигура гоблина, облокотившаяся на посох или клюку, неподвижно застыла в двух десятках шагов от стены. Лица неизвестного существа разобрать не удавалось. Боярин окликнул:

– Чего тебе нужно, Чернобогово семя?

Фигура слегка качнулась, ненависть невидимыми флюидами распространилась от нее. Прошелестели слова, едва слышные, но понятые всеми:

– Твоего попутчика, смертный. Если сам выйдет из круга и последует за мной, обещаю, других не трону. Решай, времени у тебя мало, хозяину нужен он один.

Все, как по команде, оглянулись на встреченного в дороге путника, так неудачно оказавшегося среди них. Боярин мотнул головой, тем самым дав понять всем, что никто никого не сдаст.

– Ты круг сначала преодолей, образина! – предложил Первак. – Не надорвись!

Верлиока никак не отреагировал на предложение, продолжал молчаливо стоять на месте, ожидая непонятно чего. Народ постепенно перешел к окнам, выходившим на сторону, где стояла тварь. Тихий гул голосов нарушил тишину внутри церкви. На шевеление в церковном притворе никто и внимания не обратил, а легкие шаги за спиной, тихий вскрик и чавканье среди гомона возбужденной дружины и совсем остались не услышанным. Все оглянулись только на звук отодвинутой щеколды, а за ним скрип открываемой входной двери. Спина мельника исчезла за дверью, оставив за собой щель в темноту. У одного из окон противоположной стороны в луже крови валялось тело Юшка, единственного, кто не поддался общему любопытству и остался на определенном ему месте.

– Твою ж ма-ать! – вырвался возглас Удала.

– Десятник, почему вои покинули посты? Если выживем, тридцать плетей получишь! Всем по местам стоять! Закрыть, законопатить дверь!

– Хи-хи-хи!

Снаружи смех мельника показался всем вызывающим и ехидным. Елейным голосом Петро спросил:

– Что дальше делать будешь, боярин-батюшка? Магический круг нарушен. Не думал, что так быстро и просто это мне удастся. Не судьба, видать, пережить вам всем эту ночь! Хи-хи-хи!

– Беда, батька. – зашептал в самое ухо подошедший Первак. – Окромя Юшка мельник девку и Олеся загрыз.

– …Что ж, он и родную дочь не пожалел?

Брови Садко сами по себе пошли вверх на лоб. Ладно, дружинники. С ними все ясно, но девка… На церковном подворье пока никаких действий не происходило. Нечисть чего-то ожидала.

– Ты еще не понял, что это вовсе не мельник?

– Кто же это?

– Скорее всего, это мы на хлопотуна напоролись и ему безрассудно доверились. Это дух мертвого колдуна. Отец мой сказывал, что сия вражина к нам из Византии перекочевала. Будь она неладна. Ихний дьявол использует кожу трупа умершего колдуна для того, чтобы по ночам сосать кровь и заедать живых людей. Хлопотун поджидает, когда в чьей-либо семье появится покойник, и как только душа расстается с телом, он входит в покойника. Тогда в семье одно несчастье следует за другим. Знахари кажут, что хлопотун может принять чужой облик и проникнуть в свою же или чужую семью, тогда не только из этого дома, но из всей деревни станут пропадать люди. Он их заедает. Сам видел – тяжко его распознать, ежели даже дочка не разглядела.

– Обнулить-то его можно? – спросил Удал.

– Убить? Можно. Ежели ударить плетью, выделанной из кожи от нехолощеного коня, тележной осью, но только наотмашь и с первого раза, потому как второй удар его снова оживляет.

Очнувшийся десятник криком на своих воев разрядил натянутую струной тяжелую атмосферу военного коллектива, можно сказать, на пустом месте потерявшего двух товарищей:

– Чего застыли? Глазеете, будто бабы на торжище! Стрелами сукиных сынов бей! Авось и попадем.

И покатилось лавиной действие, послышались возгласы ругани, поносящие нечисть. Из бойниц высунулись стрелы, и пяток их почти одновременно сорвались, понеслись к близко стоявшим вражинам. С такого расстояния грешно не попасть, однако Верлиока вместе с бесом, упаковавшимся в тело покойного мельника, каким-то чудом смогли увернуться.

– Хи-хи-хи! – послышался уже знакомый пересмех, и гнусный голос с издевкой произнес: – Ай, боярин, знать миром решить дело не хочешь! Ну-ну, всем тогда хуже будет.

– Бей! – зарычал Глеб.

Бойцы стали пускать стрелы одну за другой, только на сей раз нечисть, умело уворачиваясь, отошла и спряталась за сарай. Торжествовать по поводу отступления врага не было никакого желания. От всего происходящего в душе остался горький осадок. Покинутое поле событий пустовало не долго, на место выглядывавших из-за укрытия тварей со стороны деревенского кладбища потянулись тени, испускавшие тяжелый запах гниющей плоти. В лунном сиянии на телах отчетливо просматривалась простота крестьянского одеяния, выпачканного землей. Их угловатые движения и раскачивание при ходьбе пока что не вызывали ни боязни, ни напряжения у защитников церковного придела.