На мгновение кузены обнялись, заново сознавая, что каждый из них был на волосок от смерти.

– Я рад, что ты дома, – хрипло сказал Корд, когда их руки разомкнулись. – И Сара, я знаю, тоже.

Итан кивнул.

– Она с семейством сегодня в городском доме. Который, как я полагаю, теперь мой, как и все остальное.

– Она отказывалась жить в нем, пока ты не вернешься.

– Не могу сказать, что я с нетерпением жду всех этих женских всхлипов и причитаний, однако буду рад видеть ее, и Джонатана, и Тедди, разумеется. Шеффилд – гостеприимный хозяин, но я буду счастлив снова спать в собственной кровати.

– Могу себе представить.

– Почему бы тебе и Виктории не отужинать с нами? Я знаю, Сара будет рада.

Корд кивнул:

– И я тоже. А ты наконец познакомишься с моей женой.

Корд пытался представить себе, какое впечатление Итан произведет на Викторию. За год, проведенный в тюрьме, кузен очень изменился. Итана всегда влекла опасность, он устремлялся навстречу ей с безудержной отвагой. Но он также принадлежал к тому сорту людей, которые любят посмеяться и получают от жизни огромное удовольствие.

Сейчас он стал более осмотрительным, более замкнутым. За все время встречи с Кордом ни разу не улыбнулся. Итану было двадцать восемь лет. Корд надеялся, что со временем кузен снова станет таким же жизнерадостным, каким был раньше.

Немного прихрамывая, клонясь поседевшей головой набок, Итан пошел наверх – собираться домой. От хромоты – один из стражников жестоко избил его – ему уже не избавиться, сказал доктор, но со временем она станет менее заметной.

После того как Итан исчез наверху, Корд отправился искать Рейфа, не зная, как тот примет его решение воссоединиться с Викторией.

– Я всегда восхищался вашей женой, – сказал Рейф, удивив его. – Она сметлива и отважна, она защищает дорогих ей людей. Как вы сказали, порой люди совершают ошибки. Не знаю, смог бы я простить, если бы речь шла о моей жене, но я счастлив за вас обоих. Надеюсь, на этот раз все будет хорошо.

"И я тоже", – подумал Корд. Но только время покажет. Может быть, даже годы.

Не очень утешительная мысль.

Корд продолжал жить в своем доме и, хотя не приходил к Тори по ночам, проводил с ней много времени. Было очевидно, что он намерен стать таким мужем, каким следовало быть раньше.

На этот раз он хотел делать все правильно, и сердце у Тори разрывалось при мысли, что он по-прежнему считает, что она изменяла ему с Джулианом Фоксом.

Она подумывала, не написать ли письмо своему другу, не попросить ли его объяснить Корду, что между ними ничего не было. Но ведь Корд вряд ли поверит Джулиану, что бы тот ни сказал, и переписка может только ухудшить положение вещей.

Придется пока оставить все, как есть, хотя это очень трудно, никогда ей еще не было так трудно.

– Все, что тебе нужно делать, это ждать, – сказала Клер во время одного из своих утренних визитов. – Дай ему время понять, как ты его любишь. Он тебя любит, это ясно. Ни один мужчина не простит такое, если не любит.

– Но я ни в чем не виновата!

– Да, но он-то думает, что виновата, и все же любит тебя. В каком-то смысле это очень трогательно.

Тори представления не имела, что думает о ней Корд, но она любила его и радовалась, что теперь он проводит с ней много времени. Он возил ее по всему Лондону, был с ней в опере, в театре, сопровождал в поездках за покупками на Бонд-стрит. Корд завалил ее платьями, перчатками и шляпками, покупал шелковое белье, которое смущало ее в магазинах, но которое страстно хотелось надеть для него. Он купил ей самые дорогие духи и разрисованные вручную веера, дюжину домашних туфелек из лайки и даже карету. И еще дарил драгоценности: красивую сапфировую брошь, гранатовые серьги, колечко с бриллиантом и изумрудом, которое оказалось велико, оно спадало с ее пальца.

– Это колечко моей матери, – сказал он слегка охрипшим голосом. – Она была крупнее вас. Нам нужно будет отдать его в переделку.

Но ее любимым подарком оставалось ожерелье невесты, которое он подарил ей вдень свадьбы. Стоило ей надеть ожерелье, как ее охватывало чувство спокойствия и безмятежности, тревожные мысли отступали.

Она надела это ожерелье, отправляясь с Кордом на обед к маркизу Белфорду, который в мыслях по-прежнему оставался для нее капитаном Итаном Шарпом.

Тори не знала, как вести себя с ним. По мере того как проходила его ужасающая худоба, Итан становился все более привлекательным. Но оставался холодным и отстраненным, каким-то слишком спокойным и не подпускающим к себе. Взгляд его бледно-голубых глаз приводил ее в замешательство. Она знала, что он много страдал и намеревался отомстить за то, что произошло с ним и его людьми.

Оставалось надеяться, что ради Корда и Сары со временем он откажется от этой мысли.

А пока Тори прежде всего заботил муж. Она беспокоилась, видя, что рана еще причиняет ему боль, но он отказывался признать это.

В следующий раз они были на суаре у герцога Таррингтона. Они вальсировали вместе, чего никогда не случалось раньше, и каждый раз, когда она чувствовала на себе взгляд его львиных глаз, по щекам разливалось тепло.

Она знала этот взгляд. Он желал ее. Но отказывал себе в этом и лишал этого ее. Он давал ей время, он хотел, чтобы она сама решила когда. Ведь он считал, что у нее была любовная связь с другим мужчиной, – без всякого сомнения, причина крылась в этом.

Тори не могла не вспомнить о том вечере, когда они с Кордом в первый раз были в Таррингтон-парке. Тогда он завел ее в кладовку и там овладел ею. Что, если она попробует воспользоваться его же тактикой?

У нее хватило бы на это храбрости, если бы Корд оказался рядом, но он в это время стоял у чаши с пуншем и разговаривал со своим другом-герцогом. Она хотела подойти к ним и тут заметила своего отчима, явно направлявшегося к ней. На губах Хауарда играла самодовольная улыбка.

– Ну, Виктория… Сколько времени мы не виделись?

Легкая дрожь пробежала по ее спине. Еще недостаточно долго, подумала она. Совсем недостаточно. Она выпрямилась.

– Добрый вечер, милорд. Я не знала, что вы в Лондоне.

– Я здесь по делу. – Он вертел в руках бокал с шампанским. – Видите ли, мне предложили продать Уиндмер.

Внутри у нее все сжалось.

– Кто-то хочет купить Уиндмер?

– Точно так. Я намерен покончить с этим делом где-то на следующей неделе.

В голове у нее все смешалось.

– Вы… вы не можете сделать этого Уиндмер триста лет принадлежал семье моей матери. Вы не можете просто взять и продать его!

Теперь она поняла, почему у него такой довольный вид. Он знал, как много это поместье значит для нее, сколько воспоминаний с ним связано, знал, что его продажа будет для нее как нож в сердце.