та или иная рыба. Записи эти были абсолютно честны даже в той графе, куда заносился вес пойманной рыбы.

— А как вы относитесь к преферансу? — неожиданно спросил Зырянов.

— Моё увлечение — шахматы. — Поняв, что собеседник любит картишки, Малиновский уклонился от прямого ответа: карты он считал игрой пустой, хотя, бывало, мог поучаствовать и в преферансе.

— Шахматы? Честно говоря, в этой игре я не силён. Да она к тому же и не компанейская.

— Я вас попробую научить. А до шумных компаний я не больно охоч.

— Общие интересы, я уверен, мы найдём! — всё больше оживлялся Зырянов. — Лишь бы время выкроить. Но это в наших силах. К примеру, вы планируете служебную командировку на Дальний Восток, шепнёте мне, и я туда же спланирую. Всё просто.

— Ну разумеется, всё гениальное просто! — в тон ему ответил Малиновский. — А на Дальний Восток выбраться меня очень тянет — всё-таки десять лет, прожитых там, много значат... — Он помолчал. — Да, Павел Иванович, надо бы нам почаще встречаться, насколько это возможно в нынешней бурной жизни.

— Согласен, — радостно откликнулся Зырянов, поднимаясь. — Тогда желаю здравствовать, Родион Яковлевич!..

6

Весной 1962 года Никита Сергеевич Хрущёв отдыхал в Крыму. Неожиданно он вызвал к себе Малиновского. Министр обороны сразу понял, что Первый секретарь ЦК вызывает неспроста.

Предположение сбылось. Едва Малиновский появился на даче Хрущёва, как тот увлёк его с собой на пляж и, вскинув руку по направлению к морю, спросил:

— Как ты думаешь, Родион Яковлевич, что там за горизонтом?

— Думаю, Турция. — Малиновский был удивлён столь странным вопросом.

— Точно, Турция! — обрадовался Хрущёв. — А берег турецкий видишь?

— Разумеется, нет.

— Вот так же мне отвечали и иностранные дипломаты, когда отдыхали здесь по моему приглашению. А я им, голубчикам, говорил: вы не видите, потому что слепы, а я прекрасно вижу! И не только берег, но и смену караулов у американских установок! А ракеты-то эти куда нацелены? А нацелены они в сторону СССР! И вот эта самая дача, где мы так беззаботно отдыхаем, наверняка нанесена на американские стратегические карты! Ну, теперь догадываешься, Родион Яковлевич, зачем ты мне понадобился?

— Догадываюсь, Никита Сергеевич.

— Меня всё время гложет вопрос, — продолжал Хрущёв, — почему это задрипанному дядюшке Сэму дозволено всё, чего только его левая нога захочет? А нам, великой державе мира, нельзя! Или ты уже успел окружить Америку военными базами?

— Нет, конечно. Это не моя прерогатива. На это нужна политическая воля высшей власти страны.

— Вот-вот, — буркнул Хрущёв. — Все вы на словах храбрецы, а как доходит до дела, так сразу — под юбку высшей власти. Американцы же совсем обнаглели! Дошли уже до того, что разместили свои ракеты средней дальности в Западной Германии, в Италии, да вот ещё и в Турции, прямо у нас под боком. Напомни-ка мне, Родион Яковлевич, сколько у нас ядерных зарядов?

— Сейчас триста.

— А у американцев?

— По последним данным — пять тысяч.

— А по соседству с Америкой есть у нас хоть одна военная база?

Малиновский подумал: прекрасно же сам знает, что нет, а спрашивает! И вместо ответа отрицательно качнул головой.

— Так вот, пора, наконец, поломать эту дурацкую несправедливость! — взорвался Хрущёв. — Такое положение унизительно для нашей великой державы!

— В своё время мы старались противодействовать попыткам стратегического противника использовать свои базы, чтобы вести разведку нашей территории с воздуха, — напомнил Малиновский.

— Ты что же, хочешь сказать, что Сталин был смелее Хрущёва? И чему именно ты, будучи командующим Дальневосточным военным округом, противодействовал?

— Да тут дело не во мне. Главное, что давали им крепко по мордасам. Прилетит их разведчик, а на следующий день в газетах: «Самолёт удалился в сторону моря и скрылся». И даже самому непонятливому было ясно, что разведчик сбит советскими истребителями.

— Ладно, закончим с воспоминаниями, — прервал Хрущёв. — Сейчас речь пойдёт о Кубе. Надеюсь, ты помнишь, что в прошлом году кубинские контрреволюционеры высадились на Плайя-Хирон. Подготовили их, естественно, американцы, — кому же ещё вздумалось бы затеять такую авантюру — слопать Кубу и косточки не выплюнуть? Ну, Фидель дал им прикурить, до сих пор не очухались. И теперь Америка спать спокойно не может, норовит взять реванш. Но уже без паршивых наёмников, которые обдристались, а своими силами. В общем, завертелось колесо. Ты же в курсе, они установили полную экономическую блокаду Кубы, и знаешь, что американские ВВС днюют и ночуют в небе над Кубой, ведут разведку. Вблизи её берегов прошла серия военных учений. Задача — «свержение диктатора по имени Ортсак», читаем наоборот — получается Кастро.

— Да, я в курсе, Никита Сергеевич.

— Но сами американцы всё время твердят, что они не собираются нападать на Кубу.

— Гитлер тоже уверял, что не собирается нападать на Советский Союз.

— Вот именно. Куба — наш стратегический друг. Это же великое счастье, что под самым брюхом американского крокодила приютился остров Свободы, оплот социализма в Западном полушарии! Мы проводим верный курс на оказание помощи своему другу Фиделю. Но то, что мы пока сделали, — это ничтожно мало. Это не спасёт Кубу от американского вторжения: она будет проглочена с потрохами, если мы её не защитим.

— Это уж точно.

— Слушай меня внимательно, Родион Яковлевич, — Хрущёв даже понизил голос. — Родилась у меня в одну из бессонных ночек такая вот идейка. Прямо скажу, идейка смелая. Смелее не бывает. Но только она и сможет отрезвить Кеннеди. Может, догадаешься какая?

— Попробую, — ответил Малиновский, чувствуя, к чему клонит Хрущёв.

Но тот, видимо, боясь, что министр обороны опередит его и впоследствии, чем чёрт не шутит, ещё начнёт хвастаться, мол, именно он и навёл самого Хрущёва на эту мысль, поспешно выпалил:

— Идея вот какая! Разместим мы на этом прекрасном островке свои ядерные ракеты!

Хрущёв вонзил свои острые беспокойные глазки в Малиновского. Тот молчал.

— Что ж ты молчишь, министр обороны? Ведь реализовать эту идею придётся именно тебе! Не отвертишься!

— А как отнесётся сам Кастро к этой идее? — внешне спокойно спросил Малиновский, хотя в душе заволновался: ничего себе идейка, просчитал ли Первый, к каким последствиям может привести этот рискованный шаг? — Не будет ли