– Всё худшее уже произошло, – промямлил он.

– Ваша лента стирается, – объяснил Тихон.

В глазах Трушина проявились тревожные огоньки, мгновенно превратившиеся в пожар паники. Он вскочил и устремился к выходу, но Заколов остановил его.

– Бесполезно. Там непонятный газ. Ваши охранники нейтрализованы, к лентам не подойти.

– Кто это сделал?

– Я знаю только имя.

– Кто?

– Игла.

Трушин беспомощно сжал кулаки.

– Опять. Когда ее сломают. Надо прервать процесс записи! – воскликнул главный конструктор и метнулся к клавиатуре. Взгляд прощупал информацию с экрана. Он подвел курсор к нужной строке и несколько раз ударил по клавише.

– Мы пробовали. Ничего не получается. Стойки недоступны.

– Обесточить здание!

Тихон покачал головой.

– На ВЦ есть резервные генераторы. Они автоматически включатся при любом сбое. Пока пройдем по цепочке…

– Но ведь надо что-то делать. Это катастрофа, крах!

Трушин схватил телефонную трубку. В этот момент в лабораторию вкатился Ольховский в инвалидном кресле.

– Игорь Анатольевич, помогите! – взмолился Трушин. – Стирается вся документация по С-300. Я знаю, вы справитесь.

Ольховский сохранял железное спокойствие. Он осмотрел комнату, остановив недовольный взгляд на Тихоне и Ларисе, и обратился к академику:

– На ленте хранится ваш единственный экземпляр?

– Ну конечно. Если мы его потеряем, то всё рухнет. Всё!

– Вот и прекрасно.

– Что прекрасно? – Трушин очумело глядел на Ольховского.

– Ваши ракеты доделают другие. Когда-нибудь позже.

– Я… Я не понимаю. Я должен довести дело до конца.

– Конец уже близок. Вы даже не подозреваете, насколько!

С этими словами невозмутимый Ольховский извлек пистолет, передернул затвор и направил оружие на академика. В наступившей тишине было слышно, как у коляски скрипнули колеса, инвалид развернулся к цели поудобнее. Тихон видел, как твердая рука без дрожи сжимает пистолет с глушителем, а указательный палец готовится к нажатию на курок. Оценив обстановку, он бросился к Трушину и свалил академика на пол. Над их головами вжикнула пуля.

Не поднимаясь, Заколов оттащил растерянного академика за громоздкий принтер. Послышалось движение коляски, ойкнула девушка.

– Михаил Львович, – раздался спокойный голос Ольховского. – Играть со мной в прятки глупо. В моих руках ваша дочь.

Заколов выглянул. Лариса, жестко схваченная за волосы, стояла на коленях рядом с вооруженным замом по науке. Ольховский ткнул пистолетом в ее шею. Девушка вскрикнула.

– Выбирайте, – продолжил Ольховский, накручивая на руку волосы девушки, – жизнь дочери в обмен на вашу.

– Кто вы? – зашипел Трушин.

– Я – ваша судьба, ваш злой рок. Я тот, кто украл ваши достижения, убил ваших людей и уничтожил установку.

– Игла! – воскликнул пораженный Тихон.

– О, какие познания! Не ожидал. Но это лирика, мы отвлеклись.

– Чего вы еще хотите? – раздраженно выкрикнул Трушин.

– Разве я неясно выразился? Вообще-то, я могу прикончить вас всех. Но иногда вдруг накатывает сентиментальность. Хочется почувствовать себя богом, подарить кому-нибудь жизнь. Например, этой красивой девушке.

Он грубо дернул рыжие волосы. Лариса вскрикнула, ее глаза умоляли о помощи.

– Что я должен сделать? – испуганно спросил академик.

– Встать и выйти ко мне.

– Вы меня убьете?

– Конечно. Только ваша голова сможет восстановить уничтоженную информацию. А это в мои планы не входит.

Академик скукожился, словно под тяжестью огромного груза. Морщины на его лице стали глубже. Они сжимались и двигались, не находя покоя. Тихон наблюдал за мучительной борьбой отцовского чувства и гражданского долга.

– Где гарантии, что вы не тронете Ларису? – тяжело дыша, спросил главный конструктор.

– Она мне не нужна. Мне нужны вы. Разве это не гарантия? – Не дождавшись ответной реакции, Ольховский продолжил: – А хотите, я пойду дальше и предоставлю вам шанс на жизнь. Если вы не встаете, я убиваю вашу дочь, а вас просто свяжу, будете сопротивляться – легко раню. Вы останетесь в живых, а дочь умрет на ваших глазах. Как вам такой вариант?… Или сделать наоборот. Выбор за вами.

– Я смогу жить и работать?

– Первое – да. А второе… После того, как по вашей воле лишится жизни это чудесное создание. Сомневаюсь.

– Это бесчеловечно!

– Согласен. Но я же сказал, я давно уже чувствую себя богом. Я научился манипулировать не только своим телом, но и другими людьми.

Трушин беспомощно уткнулся в колени и по-старчески бухтел:

– Мое оружие принадлежит огромной стране. Это оборонительная система. Если не будет таких ученых как я, страну растащат на куски. Мне дали всё, что можно пожелать. У меня награды, звания, деньги. Мне доверяют великие люди. Я не могу их подвести. Я должен завершить разработку.

– Это ваш выбор? Вы жертвуете дочерью? Не осуждаю. Такое не раз повторялось со времен древних греков.

Академик понуро шевелил губами, его речь становилась всё более невнятной.

– Нет! – выкрикнул Тихон. – Лариса будет жить! Вы не тронете ее!

– О! Влюбленный Ромео, – усмехнулся Ольховский. – Любовь – очень вредная болезнь. Она отнимает у нас разум. Надо уметь переступать через любовь.

– Так это вы! Вы убили Анастасию Марееву? – догадался Заколов.

– А кто же? Она долгое время помогала мне, не подозревая о моих целях, но после драмы на переезде задумалась. А тут еще вы наткнулись на спрятанную ленту. Она не подозревала о ней и позвонила мне с неприятным вопросом. Настя была хороша, но вы не оставили мне выбора. Электрошокер, оголенные провода – тонко я всё проделал. Очередной несчастный случай – и никаких проблем.

Ольховский засмеялся. Заколов припомнил встречу с ним на железнодорожном переезде. Автомобиль инвалида стоял на пути локомотива, и только чудо спасло его. Или дьявольский расчет.

– А кто рассчитал столкновение с поездом?

– Конечно я. Изящно, не правда ли? У меня в машине радиотелефон, с помощью которого я легко корректировал время в пути товарняка и автобуса. А в нужный момент я подорвал свой двигатель и затормозил посередине переезда. Накануне моторного масла побольше залил. Ну разве я не бог?

– Вы чудовище!

– Однако мы заболтались. Даже боги ограничены во времени. Трушин! Считаю до десяти. Или вы, или ваша дочь! Один, два…