Кирилл прослеживает за указанным мной направлением, давая возможность еще лучше себя рассмотреть.

Интересно, сколько ему. Кем он работает. Он женат или свободен?

Или совсем не интересно, Юль? Ты-то сама понимаешь?

— А ты тут..?

— С компанией, Злата, — кривлюсь на своем не своем имени. Кирилл, возможно, это замечание. Он, кстати, тоже может быть совсем не Кириллом. Смотрю на правую руку. Безымянный палец выглядит девственно чистым. Без кольца, следа от загара или вмятины. Но таким меня уже не обманешь.

Вячеслав Евгеньевич научил, что мужчины умеют играть идеальных. А когда добиваются желаемого — уничтожать.

Пытаюсь вернуть себя из деструктивных мыслей в реальность, делая глубокий болезненный вдох.

Поднимаю взгляд к глазам не нужного, и не интересного мне Кирилла.

— Давно на тебя смотрю, Злата. Манишь. Знаешь?

Улыбаюсь.

Знаю. Маню так сильно, что на столе хочется разложить. Лапать прилюдно. Секс предлагать… По-быстрому.

Обида хлещет по щекам. Беру бокал за ножку и выпиваю залпом. Конечно, многосоставной коктейль предназначен не для этого, но… Да похуй уже.

— Потанцевать хочу. Ты не знаешь, Кирилл, здесь можно просто?

— Тебе все можно, Злата.

Ступаю на глянцевый пол. Равновесие держу не идеально, но это уже не заботит.

Так, как красивые девушки на подиумах, я все равно не смогу, но почему-то остро хочется успеть поймать мелодию.

Знаю, что Кирилл провожает взглядом. Может быть даже счет мне закроет. Но я не оглядываюсь ни на него, ни наверх. Убеждаю себя, что важны только собственные желания.

Важна только преданность себе.

Я забыла об этом, совершила ошибку, поставив выше собственных интересов интересы постороннего человека, который этого не заслужил.

Это должно стать для меня пусть болезненным, но не смертельным уроком. Иначе… Иначе во второй раз я получу то же. И уже по заслугам.

Заполнившая пространство музыка создана для соблазнительных танцев. Она не оставляет шансов на разнообразие в движениях. Заставляет вырисовывать бедрами восьмерки, а гибкими кистями выводить узоры в вязком воздухе.

Сначала я помню, что из-за барной стойки за мной наблюдает Кирилл, потом забываю. Может не только он (места на танцполе больше, чем танцующих), но мне настолько без разницы.

Куда интересней — картинка в моей голове. Я позволяю себе и ее тоже. Закрываю глаза и рисую.

Движение рук по телу. Дыхание на шее. Болезненное трение ткани о голую кожу. Фруктовый запах кальяна. Шепот на ухо.

Я отлично помню, как он целует. Как ласкает грудь. Под кожей зашиты все его пошлости, каждое слово из удаленного на эмоциях диалога. Они лопаются стеклянными капсулами и распространяют отраву, которая печет и учит извлекать удовольствие из боли.

Вижу себя сидящей на его коленях. Скольжу ладонями по изгибам фигуры от груди вниз. Представляю, как обняла бы, как пропустила бы сквозь пальцы волосы. Подалась бы навстречу…

Жжение концентрируется в груди.

На талию ложатся руки. Я выставляю свои вперед и распахиваю глаза. Все тело пронизывает боль. Передо мной — не то лицо. Ногти скребут по ткани пиджака Кирилла, мужчина улыбается. Возможно, принимает мои действия за соблазнение, а я отворачиваюсь, чтобы скрыть разочарование. Только скрывать-то зачем, Юль?

Он тянет меня ближе, я позволяю. Чувствую губы на щеке. Частое дыхание и запах виски. От Тарнавского тоже им пахло. Может… Вот так? Закрыть глаза и…

— Злата… — От звука не того голоса передергивает. Я кривлюсь. Давлю на плечи. Он притягивает еще ближе. — Давай в кабинет поднимемся. Я не обижу. Сколько?

А сколько стоят разбитые вдребезги мечты? Кто-то считал?

Я не боюсь его и возможно ложно, но уверена, что могу отказаться.

Давлю на плечи еще раз. Делаю шаг назад. Открываю рот и захлебываюсь.

На бедра ложатся другие руки. Давят меня в другое тело. В поясницу вжимается раскаленный твердый пах. Лопатки врезаются в грудь.

Я скребу по его рукам и запрокидываю голову. Тарнавский смотрит не на меня, а на Кирилла. Переводит голову из стороны в сторону. Я вижу, как запредельно напряжены скулы.

Над головой несется тот самый голос. Хриплый. Страшный. Любимый.

— Друг, извини. Девушка заблудилась. Ко мне шла.

До ощутимой боли прикусываю кончик языка. Это себе. А Тарнавского наказываю, впиваясь в кожу все сильнее.

Ты ужасный… Я тебя ненавижу… Я тебя…

Ловлю короткий взгляд. Задыхаюсь.

— Все правильно… Злата?

Оторвать себя не могу. Он источает черноту. Абсолютное зло, в котором я ужасно хочу утонуть.

Кирилл поднимает руки и что-то отвечает. Что — я не слушаю.

Превращаюсь в метроном, замеряющий пульсации. Мою. Его. Злости. Желания. Вдохи. Всё в унисон.

Тарнавский сжимает мою руку и тянет за собой.

Вверх по лестнице. Мимо двери, из которой я вылетела пробкой.

Дальше по коридору под звуки соблазнительной скрипки.

Прикладывает к замку магнитный ключ. Открывает и подталкивает внутрь.

Заходит сам, щелкает замком.

Я отступаю, пока не чувствую спиной стену. Что вокруг — плевать. Мой фокус на нем. Злом до чертиков. Но я не боюсь.

Свожу лопатки, без страха смотря в глаза, пока мой мучитель надвигается.

Прячет магнитный ключ в карман, не скрывает ходящих ходуном желваков. Тормозит, когда носок его ботинка упирается в мою босоножку.

Упирает руки по сторонам от моей головы. Нависает. Приказывает:

— Ану дыхни, — вызывая во мне нездоровое желание улыбаться и сочиться ядом.

Размыкаю губы и отбиваю:

— Я и так на вас дышу.

Злю сильнее и радуюсь этому.

Почерневший до предела взгляд оставляет в покое мои глаза и скользит по лицу, грудной клетке.

Что вас рвет-то так, ваша честь? Неужели ревность?

Мстить хочу. Упираюсь в плечи и толкаю. Ему — хоть бы что. Не двигается с места. Только глазами возвращается к моим. А я позволяю себе транслировать то, что чувствую. Что изнутри жжет. Разъедает.

— Я вас не просила меня уводить, — обвиняю, не боясь получить ответом под дых. Уже все. Меня сильнее разбить невозможно.

— Тебе настолько похуй с кем? — Тарнавский спрашивает, становясь еще ближе. Дышать тяжело из-за того, как его много вокруг. Я давлю на плечи, а потом вдруг осознаю, что цепляюсь за них же.

Мысленно даю пощечину. В реальности — жадно впитываю взглядом его слишком явную злость. В нем сейчас ноль сдержанности. А значит — тонна искренности.

Мы наконец-то… По-честному?

— Идите нахуй к своей Карине.

Приказываю в губы. Он сжимает их. Сильно пьяная, да? Возможно…

Смотрит на мой рот. Тишину разбавляет только мое громкое дыхание. А еще музыка, которая еле-еле пробивается сквозь толстые стены.

Они такие толстые специально, чтобы..?

— Вас там заждались. Или вы успели ее