Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Точно съехал? — уточнил я.
— Аренда на десять лет была, у семейства. Отказ от аренды и неустойку управляющему из возвращённых денег заплатил, почтенный видом. С его слов, — уточнил надзиратель.
— А веди-ка меня к этому управляющему, — прикинул я.
Привёл к относительно молодому парню, классом явно пониже Грошена. И грозно хмурился на того, чёрт знает, насколько оправданно — управляющий и не запирался. И выходила такая ситуация:
Рябые — мещане, семейная пара с единственным отпрыском, как раз этим Кмилом, жившие в квартире доходного дома. Умерли от старости и нездоровья шесть лет назад, после чего сынулька, распродав почти всё имущество, ломанулся в Академию. До этого не служил нигде.
— Из дома, почитайте, не выходил, только книжки читал, уважаемый, — вещал управляющий.
И после ухода в академию управляющий видел Кмила всего один раз. Недели две назад, когда тот закрывал аренду, получая половину от платы за оставшиеся четыре года. И всё — ни ответа, ни привета, вещей и мебели в жилье не было, продал ещё до похода в Академию.
— И куда перебрался — не знаешь, — задумчиво протянул я.
— Никак нет, уважаемый. Могу поспрашивать у соседей, но не объявлялся он годы. И даже не ходил к жилью — сразу ко мне, как появился, аренду закрывать.
— А поспрашивай, — махнул я лапой, выделяя немного денежки.
Управляющий ускакал, а я задумчиво уставился на полицейского надзирателя. А тот, с видом лихим и придурковатым, топорщась усищами, на меня.
— А скажи ка мне, Грольк, мытари управы денежных дел в округе водятся? — задумчиво уточнил я.
— Как не водиться, ваше почтенство, водятся.
— А ты его или их знаешь?
— Знаю, почтенный, по службе положено.
— Мне нужен этот Рябой, Грольк. Смекаешь?
После этого вид полицая перестал быть придурковатым, хотя и остался лихим. Дядька на секунду задумался, после чего, просияв, кивнул.
— Но заплатить придётся, почтеннейший.
— Вот никогда бы не подумал, думал — бесплатно и от чистого сердца мне всё расскажет, — фыркнул я.
Грольк на это сделал извиняющийся жест, мол годами делал всё что в его силах, но мытарь всё равно оказался алчным стяжателем, не желающим бесплатно помогать моему почтенству.
А дело, как понятно, было именно в «академическом долге». Свалить Кмал из арендуемого помещения мог, никто такого ему не запрещал. Вот только мытарю всё равно должен был доложиться, куда. Чтоб Управе с него было долг трясти удобнее. При этом, если не доложился, то автоматом становился «вором», то есть укрывался от отдачи долга самим фактом своей скрытности. И тогда на него можно стражу натравить, вполне официально. Ну точнее, она как бы сама «натравится», по закону. Но простимулированная — найдет этого прощелыгу в считанные дни, если не часы.
Что меня действительно… ну не порадовало, а удовлетворило, так это то, что этот ворюга у Товарищества — живой. А то было подозрение, что Тольц, несмотря на то, что «не принято», рассчитался с этим деятелем чем-то тяжёлым по голове.
Явился управляющий, разводящий руками: как и ожидалось, Кмил с соседями не общался, не только после отбытия в Академию, но в общем-то, и до него. Так что направились мы в «административный центр» района неподалёку, где я был в очередной раз огорчён. Чин денежных дел не запирался, серебруху принял с видимой благодарностью, но…
— Рассчитался, почтенный, — сообщил он мне. — Полностью закрыл долг перед Корифейством за обучение две недели тому назад. Случай нечастый, потому и запомнил, но могу свериться с записями, если вам угодно.
— Не слишком угодно, — буркнул я. — И куда направился, естественно, не знаешь?
— Не знаю. Поинтересовался, где мастер намеревается открыть новую мастерскую, — сообщил чин, что было, в общем-то, естественным выводом из «закрытия долгов». — Но Рябой не ответил. Очень… — понизил он голос, — … неприятный тип. Вы, ваше почтенство, не в обиду вам сказано, приятнее и ласковее смотрите, чем этот Рябой. Деньги кинул, общался через губу, да и в общем… — на последнем чин изобразил совершенно невозможную по зазнайству рожу.
— Не в обиду, — махнул я лапой. — Мне нос задирать, чтобы кому-то что-то показать, не потребно.
— То-то и оно, почтеннейший.
В общем — невесёлая ситуация. И, похоже, придётся идти на прямой конфликт… Стоп. Туплю, понял я. Прямой конфликт нужен, чтоб запугать, разнести мастерскую Тольца нахрен, ну или самого Тольца. И тогда да, надо думать о прикрытии, хоть каком-то, от той же стражи. Или сдаваться самому, платить весьма и весьма ощутимый денежный штраф, причём самому Тольцу, если его не прибью, или корифейству, если прибью. Так если не прибью — отстроится, паразит. И после предыдущего «лихого налёта» суд никаких претензий точно не примет.
А нужно мне, наконец-то, проверить обиталище этого Тольца Динькой. Если же не будет данных — просто отловить его вне мастерской, даже мордой своей почтенной не мелькая, а замаскировавшись, например. Потрясти за шею, да и получить нужную информацию. Возможно, он знает про Рябого, тогда дело закроется в пару дней. Притащу Рябого в суд, докажу факт воровства и передачи наворованного. В результате, помимо компенсации, получу прецедент защиты интеллектуальной собственности Товарищества вообще, ну и аркубулюсов в частности. То есть следующего плагиатора смогу тащить в суд без предварительных ласк и сходу раздевать до трусов.
Ну а если не знает — буду думать. Силовое решение мне не нра-вит-ся. Прям сам перед собой в бессилии распишусь, блин!
Вернулся в Услугу, уточнил у Млада, не будет ли его со страшной силой мучить совесть, если мы «подставим» Тольца. Млад мне, конечно, в текущем раскладе не критически нужен, но с ним спокойнее — приглядит за округой.
— Так вы, господин, можете этого Тольца в его мастерской сжечь, — пожал плечами дворецкий.
— И получить войну с городской стражей, а когда не поможет — с дружиной, — приподнял бровь я. — Или заплатить штраф в полтыщи, а то и побольше, авров.
— Так я же не к тому, что вам советую, Михайло Потапыч! Право такое у вас есть, так что если желаете вора подловить и допросить с пристрастием — так ни совесть моя, ни разум в службе на вас в
