по гранитной лестнице и очутился на высокой, просторной набережной, уходившей аж до сухих доков Портового Района, где людской грех цвёл и пах.

У набережной имелось два названия — официальное и народное. Первое — Норманнская. Её построили предки герцога. Основатели правящей тут династии. Сразу после того, как с юга Полуострова выбили ифритов из Халифата и их слуг из числа простых смертных. Так новые хозяева обозначили свою первозданную вотчину.

Второе звучало гораздо уничижительнее — Чёрная набережная. Так её презрительно называли коренные жители Саргуз. Впрочем, это им нисколько не мешало здесь гулять в тёплые вечера. Как-никак, вид на бухту здесь открывался волшебный. И потом, здесь им всегда было, чем заняться.

Чёрной набережная стала из-за наплыва переселенцев с той стороны Экватора. Иммигранты кучковались на Барахолке. Но далеко не все. Самые предприимчивые открывали здесь всевозможные лавки. Это было денежное место, как ни крути.

Бородатые беженцы из Халифата ставили жаровни, готовили мясо, подавая кебаб и собирая для гостей донеры, а также предлагая восточные сладости вроде пахлавы и рахат-лукума. Возводили кальянные через каждые четыре-пять павильонов.

Сколько бы ни плевались горожане в сторону иностранцев, их яства трескали за обе щеки. Эдакий культурный обмен.

Зифы, сидя в своих знаменитых шерстяных халатах, пили чай, варили плов и лагман в казанах. Альдред никогда не пробовал виноградный сахар, что те готовили, но был наслышан. После прихода Чёрного мора возможности его вкусить у него не осталось. Ну и пусть.

Шумайцы открывали тут чайные для любителей неспешных посиделок и лицезрения природы. Продавали сливочное мороженое с кусочками фруктов. Впрочем, они же шумели больше остальных. Постоянно исполняли всякие трюки со своими круглыми сковородками, жаря лапшу.

Была даже одна лавка, где подавали странные закуски из рыбы. Рисовые колобки с ломтиками сырого тунца, окуня или форели поверх. Нарезки из даров моря. Странные вонючие бобы, а также вино из ферментированного риса. Те, кто захаживал, говорили, что на любителя. Зато среди выходцев из страны Тысячи Городов пользовалось спросом.

Саргузцы же толпились у неё, чтобы просто поглазеть, как повар, которого лишь с натяжкой можно было назвать человеком, залихватски управлялся с ножами. Рыбу он потрошил, свежевал и нарезал, как ювелир, гранящий алмаз.

Иными словами, горожане на Норманнской набережной голодными ни за что бы не остались. У кого имелись настоящие деньги, заходили в летние кофейни. Остальные довольствовались пряной экзотической пищей. Всё просто.

Каждый летний вечер сюда сходились музыканты, трюкачи, танцоры с Восточного Аштума. Все они хотели одного — заработать свой сольдо. И у них даже получалось, раз уж старались они до седьмого пота. Состоятельные горожане, изнеженные красивой жизнью в Саргузах, не скупились, если их удавалось развлечь.

Норманнская набережная являлась центром притяжения и для гостей Города. Деловые люди либо расходились по борделям Портового Района, либо, если пресыщались плотскими утехами, приходили сюда за культурным отдыхом. Правда, их постоянно осаждали мелкие торгаши из Пао и даже местные. Обыкновенные мошенники, предлагавшие безделушки, якобы связанные как-либо с Саргузами.

Отнюдь. Всего лишь подделки, сделанные в местных мануфактурах. Античные статуэтки, древняя керамическая посуда, дельмейские монеты, покрытые патиной. Деньги из воздуха. Но хуже всего то, что дельцы были, как правило, неугомонны и приставучи.

Альдред бывал здесь только один раз. Вместе с ментором, разумеется. Тогда не прошло и полугода, как он прибыл с ней в Саргузы. Флэю казалось, прошла целая вечность с того праздничного дня. Особенно сейчас, когда от духа былого празднества не осталось ровным счётом ничего.

Лавки с павильонами пришли в запустение. Их разрушило. Не то упыри, не то мародёры, не то сама стихия в сезон дождей постаралась. Повсюду валялись скомканные шатры, доски, поломанные вывески, разбросанная и разбитая посуда, мусор, отходы.

Возникало такое чувство, будто бы по Чёрной набережной прошёлся смерч. И возможно, так оно и было.

Ренегата же привлекло вовсе не это. Предатель заострил своё внимание на изобилии трупов, что разлеглись по мостовой. Скелеты, обглоданные каннибалами, его не интересовали. Совсем другое дело — странный налёт на граните черного цвета под некоторыми остовами здесь.

Беглец подошёл и склонился над одним из них. Призадумался. Вспомнил гренделя, которого растворяла дождевая вода. Похоже, орда нахлынула сюда перед самым началом непогоды. До крытых зданий здесь путь неблизкий. Упырей, конечно же, убил ливень.

Так Альдред бы думал и дальше, если бы не заметил в одном из павильонов ещё живого людоеда. Заражённый тоже увидел выжившего и захрипел, кашляя чёрной кровью. Его накрыло шатёрной тканью, укрывая от палящего солнца. Но не полностью. Рука и обе ноги торчали наружу. Ни кожи, ни плоти на них не осталось. Бульон под опавшими костями пузырился на солнце, словно кипящая смола.

— Что это? — насупился ренегат и пошёл в его сторону.

Упырь не представлял никакой опасности. Альдред стоял и смотрел на него, пытаясь представить себе, когда и как людоеда успело так разъесть. К моменту, когда Флэй появился на Норманнской набережной, лужи уже испарились. Ренегат сомневался, что каннибал валялся тут с самой ночи. В противном случае вода бы разъела ему и лицо. Однако физиономия оставалась целой.

Дезертир отчаялся на безрассудный шаг. Он сорвал ткань с тела заражённого и убрал в сторону. Это было мудрое решение. Беглецу тут же открылась истина, вызвав у него любопытство. Между тем упырь издал пронзительный визг.

Тварь начала кататься из стороны в сторону, будто её объял пожар. В каком-то смысле так оно и было. Её тушу залило солнцем. По коже поползли волдыри. Они раздувались от влаги, затем лопались, обнажая плоть. Чёрное мясо закипало, растекалось и припекалось на солнце, образуя под каннибалом небольшую чёрную кляксу.

Чёрный нектар примешивался к крови заражённого и растворялся. От людоеда катил смердящий пар. Флэю пришлось отпрянуть, лишь бы миазмы не закрались в его организм. Агония заражённого продолжалась порядка полминуты, после чего тот крякнул и затих навсегда. Под гнётом солнца его растворило до костей не хуже, чем от ливней.

Альдред охнул. В тот момент он чувствовал себя так, будто перед ним неожиданно приоткрылась главная тайна вселенной. Отнюдь. И всё же, теперь-то ренегат знал о заражённых гораздо больше, чем мог себе и представить.

Он поглядел в сторону небесного светила, окатившего живительным светом Город. Что для живого хорошо, для заражённого — смерть.

Примерно так понимал Альдред случившееся. Но, как человек образованный, пытался найти гибели каннибала рациональное объяснение, установить причинно-следственные связи и вывести закономерность.

Солнце само по себе дуально. Может как дать жизнь, так и забрать её. Как принести пользу, так