то мгновение, когда над всем этим баснословным запустением золотой стрелой пронесся первый луч солнца, мы уже достигли дальних ворот города, оглянулись в последний раз на величавые остатки седой старины, развалины зданий и колонн, все (исключая Джоба, который не находил во всем этом ничего привлекательного) глубоко вздохнули, сожалея, что у нас нет времени для более тщательного осмотра, и, перейдя через глубокий ров, вновь оказались на равнине.

Вместе с солнцем поднялось настроение и у Айши; когда пришло время завтракать, она была уже в обычном состоянии духа и с улыбкой приписала свое недавнее дурное настроение влиянию того места, где спала.

— Эти варвары говорят, что Кор — заколдованный город, — сказала она, — и, подлинно, я готова им поверить, ибо лишь один раз в своей жизни провела такую мучительную ночь. Я хорошо помню ее. Это было в том месте, где ты лежал у моих ног мертвый, Калликрат. Никогда больше туда не пойду, это не к добру.

После короткого привала для завтрака мы больше нигде не задерживались и к двум часам дня были уже у подножия горы, которая отвесной стеной уходила вверх на полторы или две тысячи футов. Здесь мы остановились, что нимало меня не удивило, ибо я не представлял себе, как мы можем продолжать путь.

— Ну а теперь, — сказала Айша, сходя с паланкина, — начинается самое трудное. Здесь мы должны оставить всех этих людей, дальше пойдем одни. — И, обращаясь к Билали, добавила: — Ты вместе с рабами будешь ждать нашего возвращения. Мы спустимся завтра днем; если нас не будет, все равно жди.

Билали смиренно поклонился и сказал, что ее повеление будет выполнено, даже если ему придется ждать до глубокой дряхлости.

— Я думаю, что этому человеку, о Холли, — Она указала на Джоба, — лучше остаться с ними, ибо, если ему изменят отвага и мужество, с ним может случиться какое-нибудь несчастье. И тайны того места, куда мы направляемся, не для глаз простых смертных.

Я перевел ее слова Джобу, но он, чуть не со слезами на глазах, умолял взять его с собой. Он сказал, что с ним не случится ничего хуже уже случившегося и что смертельно боится остаться с этой «немой братией», которая при первом же удобном случае нахлобучит на него раскаленный горшок.

Я перевел его ответ Айше, она пожала плечами и сказала:

— Ну что же, пусть идет с нами, мне это все равно; если с ним что-нибудь случится, он сам будет виноват; к тому же он понесет светильник и вот это. — Она показала на узкую доску в шестнадцать футов, привязанную к длинному шесту паланкина; я полагал, что она предназначается для более удобного крепления занавесок, но оказалось, что у нее какое-то другое назначение, связанное с нашим дальнейшим путешествием.

Соответственно, Джобу вручили эту очень прочную, хотя и легкую доску и один из светильников. Второй светильник я взвалил себе на спину вместе с кувшином светильного масла, тогда как Лео нагрузился провизией и бурдюком с водой. Она велела Билали и шестерым немым носильщикам укрыться в роще цветущих магнолий, в ста шагах от нас, и под страхом смертной казни не выходить оттуда, пока мы не скроемся из виду. Они низко поклонились и ушли; на прощание старый Билали дружески пожал мне руку и шепотом выразил свою радость по поводу того, что Та, чье слово закон, берет в это необычное путешествие не его, а меня, — и, по чести сказать, я склонен был с ним согласиться. Через минуту они удалились; Айша коротко осведомилась, готовы ли мы, повернулась и посмотрела вверх, на возвышающийся над нами утес.

— Ума не приложу, Лео, — сказал я, — как мы туда заберемся: это же отвесная стена.

Лео только пожал плечами, он был в каком-то странном завороженном состоянии, не зная, чего и ждать, — и в то же мгновение Айша начала подниматься по склону; нам ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. С удивительной легкостью и изяществом она перебиралась со скалы на скалу, используя каждый выступ. Подъем оказался, однако, не таким трудным, как представлялось, хотя нам и пришлось миновать одно-два опасных места, где лучше было не оглядываться; склон был все еще достаточно пологим; настоящая крутизна начиналась выше. Без особого труда мы поднялись футов на пятьдесят от нашей последней стоянки; если с чем и была морока, то только с доской; из-за нее нам пришлось отклониться на пятьдесят-шестьдесят шагов влево; мы двигались бочком, точно крабы. Наконец мы добрались до уступа, вначале довольно узкого, но постепенно расширявшегося и отклонявшегося, как лепесток цветка, во все более и более глубокую впадину; дальше начиналась узкая, как девонширская улочка, расщелина; теперь нас невозможно уже было увидеть снизу. Эта улочка (очевидно, естественного происхождения) через пятьдесят-шестьдесят шагов под прямым углом вывела нас к пещере такой неправильной, ломаной формы, как будто была проделана в месте наименьшего сопротивления чудовищным взрывом газа, что также свидетельствовало, на мой взгляд, о ее естественном происхождении. Все пещеры, высеченные обитателями Кора, отличались неизменной правильностью формы и симметрией. У входа в пещеру Айша остановилась и велела затеплить светильники, что я и сделал, оставив один светильник себе, а другой передав ей. Затем Айша первой углубилась в пещеру, выбирая путь с величайшей осторожностью, ибо кругом, как на речном дне, валялось множество валунов, а кое-где попадались и достаточно глубокие ямы, где легко можно было сломать ногу.

Пещера тянулась, насколько я мог судить, около четверти мили, и на то, чтобы пройти ее многочисленные изгибы и повороты, понадобилось более двадцати минут.

В самом ее конце мы остановились, и, пока я вглядывался во мрак, сквозь отверстие налетел внезапный вихрь, загасив оба светильника.

Айша позвала нас, и мы осторожно подошли к ней, за что были вознаграждены невероятно мрачным и величественным зрелищем. Перед нами зияло глубокое ущелье с неровными, зазубренными и рваными краями, созданное, по всей видимости, каким-то природным катаклизмом, подобно тому как молния расщепляет дерево. С той стороны, где мы стояли, вверх уходила отвесная стена, то же самое, очевидно, было и с другой стороны; в темноте трудно было определить ширину пропасти, но вряд ли она могла быть очень широка. Мы не видели ни ее очертаний, ни дна по той простой причине, что находились по меньшей мере на полторы-две тысячи футов ниже вершины утеса, сверху едва просачивался тусклый свет. Прямо за выходом из пещеры