Рыжий парень, взяв револьвер, прицелился в окно и произнес зловещим шепотом:

– Бах! Бах! Бах!

– Кончай! – приказал лопоухий. – Ствол может быть заряжен. Лучше сотри отпечатки. Эй! Ты только глянь! Знаешь, что это такое?

– Не-а. Можно подумать, ты знаешь.

– Это я-то не знаю?! Только глянь, какие тяжелые. Ясен пень, что пантроны!

Рыжий протянул было руку, но промахнулся:

– Давай развернем и посмотрим.

– Я и так знаю. Конечно пантроны. Какой прок от ствола без пантронов?

– Интересно, а деньги в сумочке есть?

– Не знаю и знать не хочу. Есть места, где можно брать деньги, а есть – где нельзя.

– Ой, да брось! Может, хотя бы десять центов или четвертак?

– Нет. Эй, положь на место! Слушай сюда. Эти пантроны. Мы можем их использовать. Спрячь в карман. А после уроков отдашь мне.

– А на фига нам вообще пантроны?

– Потом покажу, когда буду готов. Бери.

– А почему бы тебе самому их не взять?

– Потому что у тебя карманы глубже.

– А если можно взять пантроны, то почему нельзя взять деньги?

– Потому что потому, все кончается на «у». Одно можно поменять баш на баш, а другое – нет. Положь в карман, тебе говорят!

Рыжий, нахмурившись, взял пакет и сунул в карман штанов. Лопоухий одобрительно кивнул:

– А теперь нужно все протереть. Можно вот этим. Положь сумку туда, где взял. И слушай сюда. Не трогай дверную ручку. Я сам, когда нужно, открою.

Рыжий, ощущая отяжелевший карман, угрюмо кивнул.

Четыре дня в неделю Делия проводила дневные занятия в трех учебных заведениях, но по вторникам только в школе Пендлтон. Закончив урок, Делия села в машину и направилась на Мейн-стрит. Свернув налево, она проехала до железнодорожных путей, потом повернула направо на Фресно-стрит и, миновав еще квартал, остановилась перед двухэтажным каркасным домом, явно нуждавшимся в покраске и некоторой реновации, хотя и не вконец ветхим. Весь фасад первого этажа занимала витрина из листового стекла, в которой было выставлено чучело бурой медведицы, облизывающей медвежонка. Не удостоив медведицу взглядом, Делия, с сумочкой под мышкой, преодолела четыре ступеньки крыльца, толкнула деревянную дверь и вошла.

В комнате, вполовину меньше школьного зала для занятий ритмической гимнастикой, также отсутствовали какие-либо предметы меблировки, хотя совершенно пустой ее тоже нельзя было назвать. На двух широких деревянных полках вдоль одной из стен стояли зайцы во всех позах, имевшихся в репертуаре длинноухих вредителей зеленых насаждений. На полках вдоль двух других стен были выставлены совы, куропатки, дикие гуси, суслики, бурундуки, орлы, бобры и другие представители современной фауны. В одном углу вскидывал голову и раздувал ноздри самец чернохвостого оленя с раскидистыми рогами. С подвешенной к потолку ветки скалила зубы рысь. А еще там были черный медведь, пеликаны и койоты. На подставке в центре комнаты стоял кугуар длиной не меньше пяти футов с прижатым к туловищу хвостом, с челюстями, забрызганными то ли настоящей кровью, то ли ее имитацией; левой передней лапой хищник придерживал тушу олененка.

Делия, оглядевшись по сторонам, остановилась возле кугуара и крикнула:

– Эй!

Не получив ответа и не обнаружив ни одной живой души в задней комнате поменьше, где находился большой верстак с незаконченным творением мастера и полным набором самых разнообразных инструментов, тюков и ящиков, Делия вернулась в зал и прошла к лестнице, которая вела в жилое помещение наверху. Не успела она занести ногу на первую ступень, как услышала звук открывающейся двери и молниеносно нырнула под свисавшую с перил лосиную шкуру. Вошедший мог обнаружить Делию, лишь приблизившись к лестнице, зато девушка прекрасно видела все помещение.

В комнате появился седоватый сутулый мужчина средних лет с блестящим от пота загорелым лицом, в надетом на рубашку тонком комбинезоне и без головного убора. Сделав три шага, мужчина оглядел комнату прищуренными серыми глазами, провел рукой по заду оленя, затем подошел к подставке и, опустившись на колени, принялся осматривать брюхо кугуара. И подскочил как ошпаренный – прыжок этот сделал бы честь самому кугуару, – когда воздух внезапно пронзил душераздирающий вой.

Опомнившись, мужчина произнес с подозрительной дрожью в голосе:

– Господь всемогущий! Что б тебе пусто было! А ну-ка, вылезай!

Делия вылезла из укрытия, встала на цыпочки и чмокнула мужчину в щеку:

– Ой, я уже два года такого не вытворяла. Не знаю, что на меня нашло, но, услышав, как ты открываешь дверь, решила спрятаться под лестницей. Захотелось проверить, не разучилась ли я подражать вою койота. Ты не запер дверь.

– Я ходил на угол позвонить. – Достав из кармана комбинезона носовой платок, мужчина вытер взмокшее лицо. – Пожалуй, мне нужно или установить дома телефон – я давным-давно так и сделал бы, но плохо с деньгами, – или запирать дверь. Да и вообще, нервы уже ни к черту. Чуть в штаны не наложил от страху! – Он снова вытер взмокшее лицо.

– Дядя Куин, прости, ради бога! Мне не стоило тебя пугать. Я ведь уже не ребенок. А что случилось с Ноэлом Кауардом?[6] У него что, шерсть на брюхе выпадает? Кстати, тебе не мешало бы взглянуть на койота в аптеке-закусочной Килбурна. Правое плечо совсем облысело.

Куинби посмотрел на кугуара:

– Нет. С шерстью у него все в порядке. Я лишь проверял шов. Так ты говоришь, койот, выставленный у Килбурна? Ладно, зайду посмотрю. – Он перевел взгляд прищуренных серых глаз на племянницу. – Стало быть, ты явилась сюда лишь для того, чтобы напугать меня до полусмерти, да?

– Нет. Я пришла кое о чем спросить.

– Может, пройдем наверх?

– Нет. Здесь прохладнее. – Делия присела на край подставки, на которой был выставлен кугуар, положила шляпку возле туши олененка и нахмурилась.

Куинби Пеллетт, сев рядом с племянницей, принялся снова вытирать вспотевшее лицо.

Делия нарушила молчание:

– Я все еще жутко переживаю из-за мамы.

– Ничего удивительного.

– Каждый день хожу на кладбище. По утрам.

– Знаю-знаю. Тебе пора с этим делом завязывать.

– Ты ведь тоже туда ходишь, да?

– Ну конечно. – Куин покосился на племянницу и тотчас же отвернулся. – Мне почти пятьдесят, и в моем возрасте естественно цепляться за прошлое. Она была моей единственной сестрой. Братьев у меня вообще не было. Но ты еще совсем молодая. Это мне, старому пню, на кладбище прогулы ставят. А вот тебе пора прекращать. Ты всегда была как натянутая струна, и сейчас особенно.

– Быть может, и так. Вероятно, и мама тоже, судя по ее реакции на то, что случилось с папой. Хотя для нее это закончилось даже хуже, чем для него. Ты когда-нибудь пробовал поставить себя