Еду раздавали из громадных баков серого цвета, и сама еда представляла собой жидкое серое варево. Но «не хлебом единым жив человек»! Здесь, в лагере, среди прочих жили и необыкновенные люди, личности, оставившие глубокий след в жизни, счастье общения с которыми потом длилось несколько десятков лет.

Одним из них был Георгий Кочевицкий — первый и последний в жизни Ирины учитель, благоговение перед которым она сохранила в течение пятидесяти лет всей своей последующей жизни. Родившийся в Петербурге и получивший блестящее образование, он отсидел в лагере пять лет как политический заключенный. Перед войной Кочевицкий преподавал в Гомеле и, пройдя страшные дороги войны, оставаясь удивительным человеком, был верен своему профессиональному долгу.

Позже, будучи в Америке, он встретил Нину Берберову, русскую писательницу, профессора Принстонского университета, и стал ее мужем (третьим), продолжая оставаться самим собой, а не мужем знаменитой жены.

После его смерти многочисленные благодарные ученики будут пытаться разными способами увековечить его память. Ему посвящены книги.

Когда он встретился с Ириной, он находился в лагере, там и работал, формируя будущую культуру, не принадлежащую пока никакой стране.

Ирина училась, а мать, как всегда, работала от зари до зари. В лагере была русская церковь, старавшаяся, как могла, помочь, укрепить дух. Поддержать тело помогали американские посылки с продовольствием «Саче». Каждая из них, наверное, предназначалась одному человеку, но делилась на многих. Радости хватало ненадолго. Иногда в посылках попадались червяки в шоколаде, видимо, там были когда-то орехи.

Жизнь в лагере для перемещенных лиц была суровой: жили в комнатах по пятнадцать человек. Кусочек помещения, отделенный серыми одеялами, где умещалась кровать и у самых расторопных — тумбочка, назывался комнатой.

Соседками Александры и Ирины были проститутка и монашка. Странно, что у них никогда не бывало разногласий.

После того как больную проститутку увезли, на ее место поселилась старушка Варвара Петровна, ухитрявшаяся иногда испечь что-нибудь съестное и подкармливать соседских ребятишек. А в один прекрасный день к ней приехал сын, нашедший ее непостижимым образом, после того как долго прятался в лесу от немцев, питаясь гусеницами и ягодами.

Будущее представлялось неопределенным. О возвращении в Россию не было и речи из-за страха, боли и обиды. Немцев боялись тоже. «Человеческое радио» рассказывало о том, что американская зона — наилучшая, и мать и дочь стремились остаться в ней правдами и неправдами.

В результате многочисленных попыток удалось наконец через русскую церковь списаться с сестрой мужа в Калифорнии, и Александра с дочерью решили ехать в Америку. После долгих ожиданий, с помощью фонда имени Льва Толстого, возглавляемого дочерью писателя Александрой Львовной, которая направляла ходатайства на старинном русском языке в иммиграционные инстанции, они получили долгожданную визу на въезд в США.

И вот в ожидании сытого счастья и мирных впечатлений едут наши героини с оставшимися непроеденными пожитками в пересылочный пункт Бремен, где садятся на пароход, плывущий в благословенную Америку.

Несмотря на полное отсутствие комфорта на пароходе, приспособленном только для перевозки военных грузов, несмотря на мучительные ощущения от морской болезни, мать и дочь, стоя на палубе, вглядывались в бескрайние морские просторы, отдаляясь от войны, и пытались увидеть грядущую райскую жизнь.

После утомительного, но наполненного трепетом радостного ожидания пути пароход прибыл в Нью-Йорк. Их встретила статуя Свободы и… больше никто.

Но атмосфера ликования вокруг затмила тревогу, и они отдались чувствам, испытываемым всеми окружающими их людьми. Многие плакали, молились, простирали руки к берегу навстречу родным, встречавшим их, чтобы воссоединить разрушенные войной семьи. Многоцветные толпы людей, встречающих пароход, казались с корабля пестрым ковром.

Снова томительное ожидание дальнейшей судьбы, зависящей от кого-то, на центральном вокзале Нью-Йорка, без денег, без единого слова по-английски, под трепещущим американским флагом.

И вдруг — о счастье! — русские волонтеры, разыскивающие тех, кто нуждается в помощи. Они встречали русских беженцев, помогали сесть на поезд в нужном направлении, позвонить, дать телеграмму тем, кто их ждал, а иногда могли и приютить.

Их посадили на поезд, следующий в Лос-Анджелес. Как приятная неожиданность — в поезде им подали завтрак: красивые коробочки с корнфлексом и томатный сок. Они пили этот сок как нектар и не могли оторваться, а потом с удовольствием стали хрустеть сухими хлопьями, но тут подошел чернокожий стюард и очень деликатно предложил мисочку с молоком.

Снова дороги, снова вокзал и снова на вокзале — никого… Решили ждать… Через несколько часов в помещение вокзала буквально влетели родственники, которых они никогда в жизни не видели, и к ногам скиталиц, сидящих на чемоданах, упал мешок с апельсинами.

Объятия, слезы и рассыпающиеся сладкие плоды горячего калифорнийского солнца!

Дом у родственников оказался крохотным. Дядя в это время был безработным. Александра сразу засуетилась в поисках работы. Они с Ириной решили не быть обузой для родственников. Мать пошла работать на фабрику — шить, дочь работала по найму и играла в церкви.

Все возможности устроить свою семейную жизнь Александра — молодая, привлекательная еще женщина — отвергала категорически. Она хотела навсегда остаться верной своей любви и первому счастью. Так и жили вдвоем с дочерью.

Семья священника пресвитерианской церкви была знакома по посылкам с одеждой для лагерных, собранных церковью по инициативе тети, и принимала горячее участие в судьбе двух русских женщин. Дочь священника стала ей ближайшей подругой.

Дядя из благодарности написал большую картину «Христос с детьми» и подарил церкви.

Опять остро стоял вопрос жилища. Экономили каждый пенни. И вот священник прочел в газете о продаже трейлера — вагончика за 400 долларов.

Весь день, пока Александра была на работе, священник караулил вагончик, отгоняя других покупателей, и трейлер стал их первым собственным домом после стольких лет скитаний. Это было истинное счастье!

Священник любезно позволил поставить вагончик в своем дворе и даже разрешил пользоваться своей уборной. Никогда в жизни они не смогли забыть того счастливого момента, когда вошли в свой собственный дом, который казался им необычайно уютным, милым и вполне просторным, хотя мать с двадцатилетней дочерью спали на одной кровати. Люди