Она старалась не думать, что ее ждет через час и что принесет ей новый порыв ветра. Никогда еще она так остро не ощущала одиночество, напоминая самой себе последний глоток воздуха в безвоздушном мире. Одна из ее подруг... если быть до конца честной, наверное, умирает. Что касается другой подруги, то дружба с ней, скрепленная ранее уникальными узами, уже умерла. Отношения с ее ребенком подключены к аппарату искусственного жизнеобеспечения. Нет никакой гарантии, что их обнаружат, прежде чем... прежде чем станет слишком поздно. И энергетические батончики, которые она сжимает в руке. Три крохотных кусочка сегодня на рассвете она скормила Холли вместе с утренней порцией воды. Оставшуюся часть батончика съела сама.

Еще два батончика предназначены для Кэмми.

Кэмми должна выжить.

— Что это было? — воскликнула Кэмми.

Трейси пошевелилась, но не нашла в себе сил ответить.

— Мам, я что-то почувствовала, как будто на «Опус» накатилась большая волна.

— Тогда поднимись и посмотри. Поднимись на мостик.

— Оливия наверху?

— Нет.

— Там никого нет?

— Нет.

— Тогда... что ты делаешь здесь? — Кэмми удивленно смотрела на мать.

— Я умираю. Я не спала... уже много времени. Поэтому заткнись и дай мне поспать.

— Мы идем под парусом. Мы можем в любой момент на что-нибудь напороться.

— Я слишком устала. Оставь меня в покое, — пробормотала Трейси.

— Вставай, мама. Я действительно что-то почувствовала.

Трейси скатилась с нижней койки и выбралась наверх,

Кэмми последовала за ней.

Не веря своим глазам, они смотрели на огромную волну, поднятую прошедшим мимо них сухогрузом — этой горой, двигающейся со скоростью реки.

— Кэмми, ракетницу! Скорее! — скомандовала Трейси. — Он нас уже не раздавит. До него, наверное, ярдов двести. Но, может быть, у них кто-нибудь несет вахту на корме. Давай сюда радио!

Кэмми запускала в воздух ракету за ракетой, пока у нее не осталась только одна упаковка из шести ракет. Трейси встряхнула радиоприемник, который упорно отказывался оживать, и завопила:

— Это яхта «Опус»! Мэйдэй! Мэйдэй!.. Батарейки сели, Кэмми!

Кэмми помчалась за новой упаковкой. При свете аккумуляторного фонаря они вытряхнули из приемника старые ба-тарейки и вставили свежие.

— Это яхта «Опус»! Мэйдэй! Мэйдэй!.. Вы слышите нас?

После бесконечной паузы из приемника донеслись гортанные звуки.

— Английский! — заверещала Трейси. — Anglais! Nous etes Opus! Vir sind der Opus[80]!Кэмми, это немецкий? Он говорит по-немецки? — Тот же голос, только тише, похоже, диктовал какие-то цифры, координаты.

— Дай его мне. — Кэмми вырвала у нее приемник. — Мэйдэй! Мэйдэй! Ведь это все понимают. Почему он не реагирует?

— Бога ради, Кэмми, ты думаешь, что произнесла это лучше меня? Мы их слышим, а они нас — нет! — воскликнула Трейси. — Понятия не имею, почему не срабатывает связь. Мы должны быть на одной частоте!

— Ты права, но я не могу с этим смириться! — яростно вскрикнула Кэмми и разразилась сухими рыданиями без слез. — Я бы вдребезги разнесла эту долбаную штуковину, но у нас, кроме этой хрени, больше ни фига нет!

Вдвоем они смотрели вслед удаляющимся и уменьшающимся огням сухогруза. Наконец корабль исчез, как будто скрылся за краем земли. Кэмми подняла голову и посмотрела на мостик.

— Мам, — медленно произнесла она, — мы по-прежнему идем под парусом, но у штурвала никого нет... а мы ведь находимся в судоходной зоне.

Трейси взлетела по скользкой лестнице наверх.

— Оливия! — окликнула она. — Оливия!

— Я стану к штурвалу, — сказала Кэмми, — мне это вполне по силам. А ты найди ее.

— Оливия! — заорала Трейси, колотя по двери каюты. — Выходи, нас снимают на сухогруз. Все закончилось!

Оливия распахнула дверь, и Трейси схватила ее за руку.

— Ты предоставила мне право управлять яхтой, пока я не заснула, стоя у штурвала, и мы чуть было не врезались в океанский лайнер. Теперь я тебя не отпущу. У нас еще есть патроны для винтовки.

— Оставь меня в покое, Трейси.

— Нет. Ты поможешь спасти жизнь своей биологической дочери, Оливия. Ты поможешь спасти мою жизнь. Кроме меня, у тебя никогда не было друзей.

— Я не собираюсь ради тебя часами сидеть и пялиться в никуда. Если ты твердо решила уморить меня голодом, я буду сидеть здесь и экономить остатки своей энергии. Можешь не сомневаться в том, что я выживу. Там, где я нашла то, что вы у меня отобрали, есть еще. Но я не дам тебе ни кусочка и не покажу, где это спрятано, а сама ты никогда ничего не найдешь. — Она победоносно улыбнулась.

— Неужели ты не нуждаешься ни в чьем прощении, Оливия? Тебя даже Кэмми не интересует?

— Ты совершенно ясно дала мне понять, что она твоя дочь, а ты медведица, защищающая своего детеныша. Вот сама о ней и заботься.

Трейси еще ни разу в жизни никого не била, но в эту секунду ее ничто не сдерживало.

Размахнувшись, она ударила Оливию по лицу.

— Конечно, ради приключений, — ответила на вопрос Дженис Шэрон Глиман. — Деньги? О нет. Мой отец всю жизнь эксплуатировал бедных рабочих. У меня столько денег, что мне их за всю жизнь не потратить. Нам просто нравится катать людей. Иногда это обычные жирные коты. Но чаще мы принимаем у себя людей, которые не могут позволить себе круиз на другом судне, правда, Реджин? — Шэрон обернулась к своему партнеру. — Как-то у нас были детишки из трущоб Бостона вместе со своими учителями. У нас также были семьи, которые не имели денег даже на билеты на самолет. Мы за них платили. Это здорово. Вы и представить не можете, сколько им дало море. Ну и, конечно, здесь красиво. Как сейчас. Но океан может выступить против вас, как это вообще бывает в жизни. В одно мгновение. И должна признаться, мне это тоже нравится. Для меня это вызов, испытание. Я могла бы сидеть на своем крыльце и сплетничать с подружками, планируя очередное благотворительное мероприятие для снобов. Но это не для меня. — Шэрон в упор посмотрела на Дженис. — Не пойми меня превратно, дорогая. Сейчас я не ищу приключений. Я ищу Ленни и этого славного мальчика, а также твою сестру. И мы их найдем, я тебе обещаю.

Когда Дженис рассмеялась, решимость на лице Шэрон сменилась удивлением.

— Нет, все в порядке, — успокоила ее Дженис. — Просто это именно то, чем я занимаюсь. Организацией благотворительных мероприятий для снобов.

— Я никого не хотела обидеть.