Головные боли приходили внезапно, а эта так вообще налетела ниоткуда. Конечно, в последнее время Юджину пришлось поволноваться — чего стоили одни змеи, да еще не знаешь, когда этому уроду Дайлу придет в голову наведаться с инспекцией. Просто чудо, что они успели тогда вынести всех змей наружу! Но кому понадобилось сейчас следить за ним?

Услышав на улице шум работающего вхолостую двигателя, Юджин бросился к окну, ожидая увидеть полицейскую машину или даже самого шерифа. Однако этот вызывающий светло-голубой автомобиль с откидным верхом никак не мог принадлежать полиции. Он не разглядел его марки (Юджин вообще плохо понимал в машинах), зато ясно увидел три белых лица на переднем сиденье, — один из сидевших в машине показывал рукой на его окна. Вот так штука! Может, это люди Фариша? Трясущимися пальцами он набрал номер брата, сел на табуретку и опустил голову на руки. После пятого или шестого звонка Фариш поднял трубку. Он что-то очень шумно жевал и не остановился, слушая Юджина.

— Я тебе одно скажу, — заявил он, громко рыгнув, когда Юджин замолчал, — это точно не копы и не репортеры. Никто из них не станет так тупо тормозить прямо напротив дома. Может, это ребята из синдиката с побережья? Долфус с ними немного поцапался в свое время.

— А от меня-то им что надо?

— Откуда я знаю? Может статься, у них на тебя что-то есть?

— Не может быть, сам знаешь, я — агнец невинный.

— Ну, не знаю, верю тебе на слово. А с чего ты взял, что они ищут именно тебя? Вдруг их интересует твой дружок Лойял? Черт его знает, он мог где-то наследить.

— Слушай, Фарш, давай начистоту. Ты хочешь меня во что-то втянуть, и я думаю, что это связано с распроклятыми наркотиками. Не спрашивай меня, откуда я это знаю, — просто знаю, да и все. Так скажи мне, для чего ты пригласил Лойяла к нам…

— Я его не приглашал. Долфус мне сказал, что малец едет на какой-то там праздник…

— Ну да, в Восточный Теннесси, это как раз по дороге!

— Знаю, знаю, но он никогда раньше в наших краях не бывал, и я подумал, что, может статься, вы с ним подружитесь. Я решил, что ты у нас только начинаешь проповедовать, а у них там уже огромный приход, вот и все, понял?

По тому, как Фариш дышал, Юджин мог ясно представить себе издевательскую усмешку на его лице.

— Однако ты прав в одном, — продолжал Фариш. — Старый Долфус замешан во всех делах и делишках, какие только могут в голову взбрести, за это я должен попросить у тебя прощения.

— Не надо мне твоего прощения, просто оставь меня в покое.

— Чего у тебя с голосом? — спросил Фариш. — Голова болит, что ли?

— Да, немного.

— Ну так пойди ляг и проспись. Кстати, вы сегодня вечером будете проводить службу?

— А что? — с подозрением спросил Юджин. После вторжения Дайла Лойял извинился и обещал немедленно забрать змей и спрятать их в надежном месте, чтобы больше не подвергать Юджина опасности.

— Мы с Дэнни хотели бы приехать посмотреть на вас, — неопределенно протянул Фариш. — Где вы будете?

— Незачем вам приезжать.

— А когда Лойял отбывает?

— Завтра. Слушай, Фарш, оставь мальчишку в покое. Он в этих делах не замешан.

— А ты-то чего вдруг так всполошился?

— Не знаю, — сказал Юджин, надавливая на левый глаз.

— Тогда пока, увидимся вечером. — Фариш так быстро повесил трубку, что Юджин ничего не успел ему сказать.

— Ласточка моя, я не знаю, что происходит в этой квартире, — сказал Пембертон, поворачиваясь к Харриет, — но снимает ее у Дайла старший брат Кертиса и Дэнни Ратклиффов. Он проповедник.

Хилли повернулся к Харриет и уставился на нее широко открытыми глазами.

— Этот проповедник — законченный псих, — продолжал Пем. — И еще у него что-то с лицом. Он стоит на дороге, трясет перед проезжающими Библией и занудно несет какую-то лабуду.

— Это что, тот самый, что подошел к нам, когда папа остановился тогда на перекрестке? — спросил Хилли. — С таким ужасным лицом? Харриет, ты слышишь? Я знаю, кто это! Он каждую субботу произносит проповеди на центральной площади. У него есть такая черная коробочка, а к ней приделан микрофон, и он… Знаешь что? — спросил он брата, пораженный новой мыслью. — Может быть, он дрессирует змей?

Харриет сильно ущипнула его за ногу.

— Каких еще змей? Совсем с ума сошел, змеи не поддаются дрессировке, — авторитетно заявил Пембертон.

— Не стоило говорить Фаришу о машине, не стоило. — Юджин беспокойно заворочался в кресле. За последние два часа Фариш дважды позвонил, выспрашивая, не видел ли Юджин на улице людей, одетых как рабочие, или почтальона, обходящего дома в неурочный час, и не было ли за его машиной «хвоста».

В конце концов Юджину удалось задремать, примостившись в широком кресле, набитом бобами, но посреди беспокойного сна он вдруг почувствовал, что над ним стоит Лойял и смотрит на него.

— Лойял? — спросил он, едва ворочая языком, пытаясь понять, где он находится и что происходит вокруг.

— У меня плохие новости, Юджин, — молодой проповедник выглядел очень уставшим. — Кто-то сломал замок. Я не смог туда попасть.

Юджин сел, пытаясь понять, о чем идет речь, — в его сне дело тоже было в ключах, в ключах от машины, они остались внутри, а он сидел на грязном пустыре и никак не мог попасть домой.

Лойял сказал:

— Мне говорили, что я могу оставить змей в охотничьей избушке в округе Вебстер. Но в замке торчал сломанный ключ, и я не смог туда попасть.

— Ах ты черт, — растерянно сказал Юджин, — так это значит…

— Да, мне пришлось привезти их назад.

Последовала долгая пауза. Потом Юджин произнес:

— Понимаешь, у меня голова просто раскалывается от боли…

— Понимаю, но я не могу оставить их там на жаре. Не беспокойся, я сам притащу корзины. Обещаю, что завтра же утром я их вывезу. Я понимаю, тебе пришлось не сладко со мной, — вдруг сказал Лойял, глядя на Юджина с сочувствием и симпатией, — ты уж не сердись на меня.

— Да ладно, это не твоя вина.

Лойял провел рукой по вздыбленным волосам.

— Я хочу сказать, что мне приятна наша дружба, — произнес он церемонно. — А если Господь не хочет, чтобы ты проповедовал со змеями, так на то его воля. Иногда он и мне не дает этого делать.

— Понимаю. — Юджину было стыдно, что он никогда не сможет объяснить этому невинному мальчику истинную причину своей неудачи со змеями — что он сам от природы нечист и кровь его заражена пороком, что Господь презирает его и не хочет принимать его дары, как Он когда-то отверг дары Каина.

— Когда-нибудь это время настанет, — сказал он с уверенностью, которой не чувствовал. — Просто Господь еще не уверен, что я готов.