– Не только. У нас ведь были и еще кое-какие условия.

– Вы о деньгах, что ли? – равнодушно спросил неизвестный.

– О них, кстати, тоже. И что-то я не слышу Иван Иваныча.

– Соскучились? Считайте, что сегодня я вместо него.

– Что так? Он кому-то не угодил? Отставка? В такое время?

– С вами интересно, Александр Борисович, – издав короткий смешок, сказал невидимый собеседник. – Ну что ж, мое дело – передать. Вы сами знаете, как вам следует поступить. А деньги будут со мной.

– Вы уверены, что я вас узнаю?

– Узнаю вас я, – жестко заговорил «невидимый».

Турецкий понял, что вежливость кончилась. Они желают знать определенно, к чему готовиться. Ну конечно, убивать им невыгодно. Слишком много шума. И они не уверены, что, будучи на службе, он не проинформировал своих, а те, в свою очередь, не пустили «гончих» и по их следам также. Значит, это такие люди, которым общественный резонанс вообще противопоказан. И они хотят покончить дело миром. То есть отставкой «важняка».

– Я вас завтра узнаю, – мягко повторил мужчина. – А кто к вам подойдет, пусть вас не волнует. Вас, Александр Борисович, другое должно волновать. Завтра до двенадцати ваше заявление об уходе должно лечь на стол Меркулова. А копия – ровно в час дня – должна оказаться в руках того, кто подойдет к вам в парке Сокольники на Первом Лучевом просеке, где вы должны оказаться без минуты опоздания. Ясно?

– Интересно, и с чем же связана такая пунктуальность?

– С тем, что в дневном телевизионном выпуске «Новостей» ваше заявление будет зачитано и продемонстрировано перед камерой телевидения.

– Это новое. Так мы не договаривались.

– Правильно. Но мы вынуждены пойти на такой шаг, поскольку должны быть абсолютно уверены, что вы не подсунете нам «куклу». Туфтель. Фальшивку. Я понятно излагаю?

– Более чем. Сразу видно профессионала.

– Ха-ха! Браво, Александр Борисович. Я доволен, что познакомился с вами. Конечно, это небольшое дополнение к нашим прежним условиям. Но уверяю вас, что вы ничего не потеряете. Напротив, на ваш счет лягут еще пятьдесят тысяч долларов. Банковский счет ваш нам прекрасно известен, не сомневайтесь.

– Hо Меркулов в субботу ничего не прочитает. Он будет на службе только в понедельник, – деланно вздохнул Турецкий.

– Пусть вас и это не волнует. Прочитает. Он появится на службе с утра. Завтра.

– А ну как не отпустит? Тянуть начнет? Уговаривать? Кричать?

– Перестаньте. Во-первых, думать надо было раньше. А во-вторых, это в ваших личных интересах. И еще, кстати, вот, возьмите, пожалуйста. – Из салона протянулась рука в белом манжете и протянула бумажный квадратик-визитку. – Это вам на тот случай, если вы все еще не избавились от сомнений.

– Что это?

– Адрес в Сочи, по которому остановились Ирина Генриховна с дочерью Ниной и охранником. У вас очень симпатичная и общительная девочка, Александр Борисович. Я желаю ей вырасти хорошей девушкой. И вашей супруге совсем не помешает хорошее здоровье.

– Слушайте, – медленно произнес Турецкий, чувствуя, как ледяная глыба в груди вдруг зашевелилась и стала разбухать, грозя взрывом.

– Нет уж, – спокойно возразил собеседник, – теперь придется слушать вам, Александр Борисович. Вы нам окончательно надоели. И боюсь, что шансов с каждой минутой у вас остается все меньше и меньше. Либо вы все еще не поняли, что с вами разговаривают серьезные люди, либо сами пытаетесь элементарно надуть нас. Обдурить. Облапошить, если угодно. Кинуть. Надеясь выйти на наш след прежде, чем мы покончим с вами окончательно. Не получится, господин «важняк». Вы давно в рамке. Понимаете, о чем я? – Двумя пальцами, большим и указательным, он показал нечто квадратное, вроде прицельной рамки.

– Так чего ж вы тянете? Решили бы разом, и – гора с плеч. Столько проблем – одним махом! Или поиграться тянет? В кошки-мышки?

– То, о чем вы говорите, – не проблема. И для нас сложности не представляет. Но мы вовсе не кровожадны. Ну уберем вас. Придется позаботиться и о шофере такси. И о вашей симпатичной бабенке. А зачем? Они-то чем виноваты, что случайно оказались втянуты в орбиту ваших собственных проблем? Пусть живут… Получается, что их жизни тоже в ваших руках, понимаете?

– Да уж несложная арифметика, – вздохнул Турецкий.

– И я о том же, – словно поддакнул собеседник. – Значит, надо полагать, мы поняли друг друга? И еще раз убедительно прошу: запомните, суббота – уже завтра. Сделайте так, чтоб потом никому не пришлось ни о чем жалеть – ни вам самому, ни родным и близким, ни тем же Меркулову с Грязновым. А по поводу… Слушайте, Турецкий, я вам как мужик мужику скажу, я постарше, да и видал в жизни побольше. Вот что. Все пройдет. И пьянки, и девки, и все остальные соблазны. А вот жена, дочь – они останутся. Ирина Генриховна так просто мечтает, чтоб вы поскорее приняли верное для себя решение. И все у вас сразу образуется, поверьте. И по поводу перспектив у вас, по-моему, тоже нет сомнений, как минимум парочку заманчивых предложений вы ведь уже получили, так?

– От вас ничего не утаишь! – холодно улыбнулся Турецкий.

– Само собой, – усмехнулся невидимый собеседник. – Ну что ж, надеюсь, мы отлично поняли друг друга. Тогда до встречи. Мы еще увидимся, и тогда безо всяких задних мыслей пожмем друг другу руки.

– Вы уверены?

– Абсолютно. С вашего разрешения…

Машина мягко и бесшумно тронулась с места, а стекло стало медленно подниматься.

Турецкий вернулся в такси. Сел, увидел расширенные от беспокойства глаза Илоны.

– Что это было? – почти шепотом спросила она.

– Приятеля встретил, – спокойно ответил Турецкий. – Поехали, шеф.

– А почему у тебя руки ледяные? – так же тихо спросила Илона.

– Потому что свое табельное оружие я оставил дома, – сказал первое, что пришло на ум, Турецкий…

«Вишь ты, – отстраненно размышлял он, – а они-то в самом деле все знают… Кругом свои люди! До чего ж мы дожили?! Власть и криминал срослись так, что не знаешь, где кончается одно и начинается другое… Криминальная власть или властный криминал? В том-то и беда, что различия между этими понятиями уже нет…»

– Ко второму подъезду, пожалуйста, – сказал он, увидев, что машина приближается к повороту во двор его дома. – За поворотом – направо.

– А этаж? – хохотнул водитель.

– Так уж тогда сразу в квартиру, – хмыкнул Турецкий. – Чем обязан, шеф? – И полез за бумажником.

– По ночному тарифу и за особое беспокойство пары сотен не жалко?

– Что-то ты мало, – усомнился Турецкий.

– На заправку, командир. Не до жиру.