— Зачем расшифровал себя, обнаружил свою принадлежность к комитету? Надо было сказать, что работаешь в Министерстве иностранных дел. Зачем потрясал удостоверением? Неужели не понимал, что порочишь честь комитета?

А за границей за коллегами присматривали офицеры, работавшие по линии внешней контрразведки. Самому быть разведчиком труднее, чем стучать на своего ближнего. Андропов и Крючков постоянно укрепляли службу внешней контрразведки — управление «К». 5-й отдел внешней контрразведки занимался расследованием вражеского проникновения в первое главное управление, анализом причин ухода сотрудников за рубеж, провалов КГБ, случаев раскрытия советской агентуры за рубежом.

Служба внешней контрразведки настояла на том, чтобы посольства охранялись пограничниками, и завела во всех посольствах офицеров безопасности — легальных офицеров КГБ. Они получили официальное право приглашать к себе советских граждан для бесед по душам и осматривать все помещения, чтобы помешать врагу установить там прослушивающие устройства.

Эта служба должна была проникать в логово врага — иностранные разведки и охранять наших разведчиков, нелегальную сеть и всех советских людей за границей от чужих спецслужб. На самом деле она занималась слежкой за теми, кого ей следовало охранять. Служба внешней контрразведки большей частью шпионила за своими же, превращаясь в полицию нравов. Сотруднику резидентуры, который представлял эту службу, раскрыть агента-двойни-ка, вроде полковника Олега Гордиевского, который несколько лет работал на англичан, оказывалось не под силу.

Когда Шебаршин трудился в Индии, у него под боком работал давний агент ЦРУ — полковник Дмитрий Федорович Поляков, который был резидентом военной разведки. В 1974 году он получил генеральские погоны. Ни Шебаршин, ни офицеры внешней контрразведки ничего не заподозрили. Поляков был завербован в 1961 году в Нью-Йорке. Он храбро воевал, после войны служил в Генеральном штабе. Его взяли в разведку и отправили в Соединенные Штаты. Формально он представлял СССР в военно-штабном комитете ООН, а в реальности был заместителем резидента по нелегальной разведке.

Возможно, он не предложил свои услуги американцам, если бы не заболел тяжело младший из его троих сыновей. Американские врачи брались его вылечить, но нужно было платить. Поляков просил начальство разрешить ему положить ребенка в нью-йоркскую больницу, операция в которой могла бы спасти жизнь мальчика. Ему отказали. Мальчик умер… Поляков возненавидел советскую систему.

Генерал Поляков работал на американцев по идеологическим мотивам, денег практически не брал, только на оперативные расходы. Считается, что он выдал американцам семь советских агентов — шестерых американцев и одного англичанина. Похоже, он был самым высокопоставленным и полезным американским агентом.

Он продержался так долго, потому что был фантастически осторожен, имел крепкие нервы и завидную память. Не доверял американцам, сам заботился о своей безопасности. Если у него возникали сомнения, уничтожал шпионское оборудование, чтобы не оставлять улик. Даже после разоблачения коллеги по ГРУ называли его «блестящим разведчиком». Он работал на американцев восемнадцать лет, пока в 1978 году не появились первые подозрения на его счет. Но подозрения были очень расплывчаты. Он вышел в отставку, и о нем забыли в ГРУ.

Бывшего генерала Полякова арестовали 5 июля 1986 года. Он знал, что его арестуют, и приехал в здание Главного разведывательного управления в генеральской форме и при всех наградах. Его сдал в 1979 году сотрудник ФБР Роберт Хансен, который за большие деньги работал на советскую разведку. Дмитрия Полякова расстреляли 15 марта 1987 года, один из его сыновей, тоже служивший в военной разведке, покончил с собой…

Практически все американские агенты были пойманы благодаря перебежчикам, которые их сдали. Как показывает опыт, усилия контрразведки обычно бесплодны. Это агенты продают агентов. Но чтобы показать свою работу, сотрудник контрразведки искал потенциальных предателей «на бытовой почве». Иначе говоря, капал в Москву на тех, кто позволял себе вольно выражаться, слишком много общался с иностранцами, закладывал за воротник или грешил по части женского пола…

Я видел, с какой трудно скрываемой неприязнью относились офицеры-разведчики к коллегам из внешней контрразведки. В журнале «Новое время» в восьмидесятых годах немалая часть зарубежных корреспондентов были разведчиками. В ожидании визы они сидели у нас в редакции, читали тассовские сводки, писали заметки — говоря профессиональным языком, осваивали обязанности по прикрытию. Молодые и симпатичные ребята, они наслаждались свободной атмосферой журналистского коллектива, где на дружеских вечеринках можно было позволить себе то, что в Ясеневе немыслимо. Но их поведение немедленно изменилось, когда среди них появился угрюмый офицер, представлявший службу внешней контрразведки. Он ждал назначения в одну из африканских стран и заодно присматривал за товарищами по службе.

Ситуация в посольствах была еще хуже. Сотрудник управления внешней контрразведки, которого именовали офицером безопасности, следил за всеми, даже за самим послом.

Один из бывших резидентов вспоминал, в какую трудную ситуацию он попал, когда сотрудник внешней контрразведки обиделся на посла, который его оборвал на совещании. Оперативный работник стал собирать материалы, что у дочери посла контакты с человеком, подозреваемым в сотрудничестве с ЦРУ.

Он составил телеграмму и принес резиденту на подпись. Резидент, конечно, понимал, что это глупость, но как не передать такую информацию в Центр? Сотрудник напишет начальству личное письмо — тут резидент помешать не может — и накапает, что резидент покрывает агента ЦРУ. Резидент нашел выход. Когда обиженный контрразведчик поехал в отпуск, резидент сочинил бумагу, что его возвращение нежелательно, потому что американцы замышляют против него провокацию. И тот больше в посольство не вернулся…

Борис Дмитриевич Панкин, назначенный в августе 1991 года министром иностранных дел, а до этого посол в Швеции и Чехословакии, был поражен тем, что сотрудники посольства — от дипломатов до обслуги — боятся не посла, а резидента КГБ, а еще больше офицера безопасности, который следил за нравами советской колонии.

Такого количества сотрудников спецслужб под разными крышами Панкин еще не видел и оказался к этому не готов. В «Комсомольской правде», где он работал, чекистов не было. Во Всесоюзном агентстве по авторским правам, которое Панкин возглавлял в семидесятых годах, секретным постановлением правительства всего девять должностей (правда, руководящих) из четырехсот пятидесяти были переданы КГБ. А тут чуть ли не каждый второй или из КГБ, или из ГРУ.

— Самым сложным в посольской жизни, — рассказывал Борис Панкин, — было ладить с этими людьми. Они свято верили в то, что все остальные дипломаты, посольство в целом существуют только для того, чтобы их прикрывать. Я однажды не выдержал и спросил резидента: «Вы что, думаете, посольство существует, чтобы служить вашей крышей?» Он на меня посмотрел как на идиота: а ты что, по-другому думаешь?

Но может быть, когда Панкин стал министром иностранных дел и получил возможность знакомиться с разведывательной информацией, он оценил разведку по достоинству? увидел, что ради такой информации ничего не жалко?