Руки Глеба были в наручниках, локти лежали на коленях. Вначале Дусев заходил к нему по нескольку раз на дню, задавал разные вопросы, а потом поставил с другой стороны двери подручного и будто забыл о Корозове. Два раза в день в комнате появлялся хозяин дома с миской невкусного супа в руках и куском хлеба. Равнодушно взирал на то, как Глеб морщился, глядя на эту баланду. Раз в день его выводили в туалет. По ночам он спал плохо, ворочался, ломал голову, пытаясь понять, чего дальше ждать от Дусева. А тот никак не проявлял себя. Это было странно, если вспомнить о его угрозах. Однако походило на затишье перед бурей. Дусев определенно что-то готовил. И это тревожило мозг Глеба.

Вопросы Папы о коллекции монет, об Александре и о том, кто навел Глеба на квартиру, ключи от которой Дусеву дал Кагоскин, оставались без ответа, что выводило Папу из себя. Дусев и Корозов были как два глухих. Один спрашивал о том, чего второй не понимал, а второй отвечал то, чего первый не слышал. Но оба смотрели друг на друга с негодованием.

Сегодня Дусев явно был не в духе. Чаще обычного появлялся во дворе. Его подельники тоже часто мелькали. Хозяин дома суетливо побежал куда-то за ворота. После этого Папа зашел к Глебу, посмотрел на него продолжительно и раздраженно, но ничего не сказал, потому что в кармане у него зазвонил телефон. Дусев развернулся и вышел за дверь.

— Говори, я слушаю тебя! — услышал Глеб его хрипловатый напористый голос за дверным полотном, а затем властный окрик: — Немедленно узнай, в чем дело!

Смекнув, что что-то произошло, Глеб навострил уши. Он не догадывался, что Папа готовил для него сюрприз, отправив подручных захватить Ольгу.

В эти дни Дусевым тщательно разрабатывался план. Он все изучил, все продумал, все учел. Сам в один из поздних вечеров ездил к школе, просмотрел, прощупал окно класса, где преподавала жена Корозова. Потом ночью направил людей, чтобы подготовили окно. Сделано было все, как задумано.

Сейчас план должен осуществиться. Результат не вызывал сомнений. По расчетам Папы, жену Корозова должны были уже привезти сюда, однако никого не было, и телефон подельников молчал. Дусев был зол.

А когда ему сообщили новость, он был взбешен. Трех его парней кто-то положил возле школы. Их отвезли в морг. Четвертого увезла скорая. Жену Корозова вырвали из рук. Дусев терялся в догадках, кто бы это мог быть? Подозревать Корозова теперь, когда тот был в его руках, — полная нелепость. И тогда на ум ему пришла мысль о Кагоскине. С чего бы вдруг тот неожиданно пропал с глаз подельников Папы, исчез из больницы, из дома, полиция ищет по городу? А ведь лекарь знал о его планах взять Корозова вместе с его Нюшкой. У Дусева голова шла кругом.

Вновь войдя к Глебу, он властно потребовал:

— Говори, мужик, от кого ты узнал о моем логове?

На лице Дусева Глеб прочитал, что тот любой ценой намерен получить сейчас ответ на свой вопрос, и Корозов мгновенно нашел решение. Стравить двух волков. Пусть перегрызутся между собой. Он от этого должен выиграть. Тем более что ему теперь в его положении выигрыш просто необходим. И он ответил:

— От врача Кагоскина. Только не спрашивай как!

Дернувшись, как будто обо что-то уколовшись, Дусев набычился. Его подозрения подтвердились. Значит, все-таки лекарь. Ах, шкура продажная! С кем тягаться задумал? С Папой, у которого вся братва в кулаке? Кого из себя возомнил, червь навозный? Раздавят, как гниду! Скрестив на груди руки, Папа собрал морщинки вокруг глаз:

— Я так и думал! И я догадываюсь, как ты узнал! Эта жаба лекарская за деньги языком дерьмо из параши лизать станет!

В общем-то, Глеб не кривил душой: информация была получена от Кагоскина, только принесла ее проститутка Елена, но о ней Корозов говорить с Дусевым не собирался.

— Ты, мужик, не с тем связался! — холодно продолжил Папа. — Плохо разбираешься в людях! Я предполагаю, что он сегодня похитил твою метелку! А я собирался привезти ее тебе в подарок!

Ледяным потом обдало Глеба. Табурет под ним заскрипел, заходил ходуном, заохал. Пальцы сжались в кулаки. Он вскочил на ноги. Лицо в пятнах пластыря стало страшным. С дрожью в голосе выдохнул:

— Это ты не с тем связался, Дусев! Пригрел возле себя шакала! Знай: я спрошу с тебя, если с нею что-то случится!

— Ты мне угрожаешь, мужик? — Тяжелое лицо Папы покраснело белками глаз. Выпятив тонкие губы, он взялся за ручку двери. — Я тебя в бараний рог сверну! Вместе с лекарем, с этой жабой, которую скоро ко мне на аркане приволокут!

— Не говори «гоп», Дусев, ты еще не перепрыгнул! — напружинившись, парировал Глеб.

— Сядь и не рыпайся, а то прикажу посадить на цепь! — зло бросил Папа и, распахнув дверь, вышел из комнатушки.

Раздираемый изнутри услышанной новостью, Глеб не находил себе места. Ногой отбросил табурет и шагнул к двери. Пинком раскрыл ее и кинул тело через порог. Но тут же наткнулся на жесткий кулак подручного Дусева. Как будто тот только и ждал выхода Глеба за дверь. Корозов взмахнул руками в наручниках, наступая на подручного. Ударил. Но и тот нанес свой новый удар. Исступление снова швырнуло Глеба на подельника, но наручники ограничивали движения. И все-таки Корозов прижал его к стене и коленом ударил между ног. Тот заскулил от боли и согнулся. Глеб навалился сверху, опрокидывая его.

Из другой двери на шум вышел Дусев, молчком хмуро посмотрел на схватку, а когда Глеб навалился на его подручного, раздраженно сказал:

— Уберись, мужик, в свою конуру, не зли меня! Твоя очередь не наступила еще!

— Конец тебе, Дусев! — отрываясь от подручного, поднял голову Корозов. — Твои шакалы продают тебя с потрохами! Был Папа — и вышел весь! Твои кашалоты тебе и нож в спину воткнут! Сними с меня наручники, гад! Сдайся полиции — тогда, может, грехи зачтутся!

Неровная кожа на лице Дусева натянулась, как гладкий пергамент. Папа приподнял подбородок, подступил и нанес не успевшему подняться на ноги Глебу сильный удар по голове, потом еще и еще. Корозов упал.

— Говорил: не зли меня! — сказал Папа, тяжело дыша. И снова стал бить ногами, пока Корозов не перестал шевелиться.

После этого подручный Дусева затащил Глеба в комнатушку, оставил на полу, закрыл дверь. Через несколько минут вернулся, проверил, жив ли тот, вышел, объявил Папе:

— Живой! Я думал, ты убьешь его, Папа.

Изначально чувствуя, что никакие побои не смогут сломать Корозова, Дусев злился. Его жена была бы хорошим стимулом для того, чтобы он выложил коллекцию монет. Но неожиданно влез лекарь. Папа больше не сомневался, что влез именно лекарь. Методы те же, что у него. Нахватался, вертясь долгое время возле. И, кажется, он увидел разгадку, почему Кагоскин отважился рыпаться на него. Монеты! Именно! От этой догадки Дусев даже расхохотался. Раскатал губы лекарь, раскатал! Не понял главного. Не всякому по силам владеть такой коллекцией. Дурак лекарь, дурак!

Медленно приходя в себя, Корозов шумно дышал. Сел на полу. Долго находился без движения. Мысли об Ольге давили сильнее, чем физическая боль. Потом тяжело поднялся и, шатаясь, опустился на кушетку, заскрипевшую всеми своими частями.